Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани

снаружи, а затем возвращались обратно в первое ухо, чтобы снова наворачивать круги внутри моей головы. Меня постоянно мучило множество таких оводов – этот вид пытки не прекращался. Как только я садился, уперев ступни в тюремный забор, один из этих оводов тут же прыгал в мою голову, прерывая мое уединение. Они, словно острые шипы, рвали на ошметки мои надежды уединиться. Возможно, видя кого-то тихо сидящим на стуле, эти люди начинают нервничать и чувствуют, что обязаны сесть рядом и разрушить его прекрасный момент покоя, неся всякую пессимистичную чушь. Но со временем другие начали понимать мой образ мышления и темперамент – мою потребность в уединении.

Наступают сумерки, а затем тюрьма исчезает в темноте джунглей и молчании океана. Ночь – пугающая и прекрасная, внушающая благоговейный трепет женщина с Востока, окутывает тюремный комплекс пеленой своих волос.

Мы все превращаемся в мрачные тени, выискивающие обрывки света. Я нахожу мгновения внутренней свободы в искрящемся кончике моей сигареты. Когда опускается ночная тьма, я прохожу сто метров до тюремного забора, сажусь, пристроив ступни на ограждение, и мечтаю о свободе, глядя сквозь решетку и кутаясь в клубы сигаретного дыма. Иногда в минуты освобождения от реальности, которые мне дарит сигарета, я представляю женщину с миндалевидными глазами, в противовес насилию, царящему в тюрьме. Эти видения приходят из ниоткуда с единственной целью – занять мой разум, пока я неподвижно сижу, а мое тело покрывается холодным потом. Я с презрением отбрасываю глупые мысли о физическом удовлетворении и снова погружаюсь в мир самоанализа – мир, полный загадок и радости, способный меня удивить.

Я постоянно балансирую на грани, существуя между двумя разными мирами. Жестокость этой тюрьмы для меня абсурдное и непривычное явление. Нас забросили на отдаленный остров. Нас до сих пор мучают воспоминания о травмирующем путешествии на лодке, пропитанной запахом смерти. Мы отчаялись почти до помешательства и ничего не можем сделать, чтобы прийти в себя. Со мной самим происходит что-то вроде раздвоения личности: меня то захлестывают тоска и горькие мысли, то охватывают уныние и скука, то моим сознанием овладевает беспросветность, когда все теряет смысл и цвета.

Я чувствую, что могу утешиться только спокойным, мелодичным и тихим пением народных баллад, мысленно переносящим меня обратно в холодные горы Курдистана. Недоумение и ужас, что терзают нас на Манусе по ночам, заставляют прятаться в воспоминания о далеком прошлом. Эти ночи вскрывают старые раны и невыплаканные годами слезы, спрятанные в глубине наших сердец; они проникают во все измерения нашего бытия, вытягивая наружу горькую правду; они принуждают заключенных погружаться в самобичевание. И узники плачут горькими слезами.

Поскольку ежедневная рутина заключенного – это бессмысленный цикл бесконечного выживания, ему остается лишь вспоминать детство. Но непрерывное самокопание и борьба собирают пыль прошлого и возводят из нее вечные каменные изваяния. Принудительное одиночество вынуждает к бесконечной рефлексии, способной сломить любого человека. Это путешествие внутрь себя словно управляет каким-то темным началом и вытаскивает наружу секреты, прячущиеся в подсознании. В итоге самые давние проблемы и обиды, накопившиеся в душе, начинают постоянно маячить перед внутренним взором заключенного, словно магическое проклятье. Такие горькие пилюли трудно проглотить любому и при нормальных условиях, не говоря уж о том, чтобы принимать их на голодный желудок, страдающий от изжоги.

Страх одиночества – худшая фобия, которую внушает тюрьма /

Вот шокирующий парадокс жизни узника, от тесноты сходящего с ума /

Время здесь замирает и растворяется /

Оно навеки для тебя соединяется /

С тысячами и тысячами чужих лиц /

Превращая вас в стаю плененных птиц /

Отныне вы связаны улыбками и слезами /

И вашими общими горькими снами.

Заключенный – это кусок мяса с разумом, вечно мечущимся между самыми мрачными, унылыми и бесконечно повторяющимися сценами. Иногда из самых глубоких лабиринтов его разума внезапно всплывает какой-то конкретный образ. На этом этапе он должен переосмыслить эту одновременно странную и знакомую сцену и что-то для себя осознать. С этого момента для него начинается битва с внутренними демонами, способная затянуться на месяцы, в итоге которой он должен усмирить или прогнать это видение. В разуме узника, словно в котле, бурлит смесь образов, временами противоречащих друг другу, – это картины, созданные его личной философией и историями. Заключенный оказывается в плену собственной жизненной истории, и, как только его настигают одиночество и тишина, все эти разрозненные события всплывают из подсознания, постепенно разрушая его самоощущение.

Один из достойных способов бытия – жизнь отшельника /

Она полна уединения и тихой радости, но иногда одинока /

Жизнь бывает невероятна и прекрасна /

Но может быть пугающей и ужасной /

Когда ты узник на чужих землях /

А одиночеством пропитаны стены /

Ты видишь себя… одним во Вселенной /

Просто песчинкой, ничтожной и презренной /

И весь мир, чудесный и ужасающий /

Обрушивается на тебя своей тяжестью /

Кажется, что жизнь навсегда замерла /

А здесь отныне – твоя горькая судьба /

Ты должен свыкнуться с этим унылым существованием /

Чужими лицами и образами, мучающими тебя в изгнании /

Одиночество медленно в тебя проникает /

Пока будто кокон тебя не спеленает /

Ты словно последний человек на земле /

Нагой и беззащитный во мраке и мгле /

Тебя терзают экзистенциальные вопросы /

Кто ты, почему жизнь тебя сюда бросила? /

Ты должен ответить, почему потерялся в пути /

Почему ты молчишь, неужели ответ не найти? /

Твои чертоги разума сами по себе – тюрьма /

Твое бытие расколото, как кусок сухого дерева /

Твоя жизнь разбилась о камни бескрайней пустыни /

Ты как ржавая лодка, что медленно тонет в пучине /

Она дрейфует в ужасе без весел и капитана /

В безмолвном океане среди волн и тумана /

Миллионы звезд сияют из глубин Вселенной /

Бросая тебе вызов неравноценный /

Горизонт здесь окрашен в алый цвет крови /

Этот пейзаж полон тайн и испытаний воли /

Сюда во сне переносится узник в одночасье /

Пока не найдет опору в собратьях по несчастью.

В нашем случае люди ищут безопасности в толпе, производя как можно больше оглушающей бессмыслицы в попытке убежать от одиночества и, более того, от ужасов, с которыми могут справиться очень немногие. Страх вынуждает людей прятаться за суматохой и шумом. Они и сами слишком хорошо знают, насколько это фальшиво на самом деле. Это тюрьма, и для того, чтобы примириться с ее парадоксами, нужно побыть в