Марк Твен - Автобиография

Так вот, я знаю, как создавать застольные речи, потому что много думал над этим. Вот моя схема. Там, где это просто званый обед, чтобы хорошо провести время (вроде того, на котором мне предстоит присутствовать в Вашингтоне двадцать седьмого числа, где общество будет состоять из членов Гридирон-клуба[77] – исключительно газетные корреспонденты, я думаю, – с такими гостями, как президент и вице-президент Соединенных Штатов и еще двумя другими), разумеется, это событие, где человек удостаивается права говорить на любую тему, кроме политики и теологии, и даже если его попросят произнести тост, ему не потребуется обращать никакого внимания на тост, а говорить о чем угодно. Итак, идея состоит в следующем: взять газету за тот день или газету за тот вечер и просмотреть заголовки на телеграфной странице – настоящее золотое дно тем и текстов, знаете ли! Я думаю, человек мог бы вытащить из кармана текущую газету и заговорить присутствующих до смерти, прежде чем у него иссякнет материал. Будь это сегодня, у вас была бы тема инцидента с миссис Моррис. И это напоминает мне, насколько малозахватывающим будет инцидент с Моррис через два или три года – может, даже всего через полгода – и тем не менее какое раздражение он вызывает сейчас уже на протяжении пяти дней. Он заставляет осознать такой важный факт, что события жизни – это главным образом маленькие события, а крупными они кажутся, только когда мы находимся от них на близком расстоянии. Мало-помалу они успокаиваются, и мы видим, что одно не отличается от другого. Они все примерно одной и той же небольшой высоты и довольно незначительны. Если вы будете записывать события каждого дня стенографически, как мы это делаем сейчас, с намерением создать из записей автобиографию, потребуется от одного до двух, а то и до четырех часов, чтобы письменно изложить автобиографическую суть одного дня, и результатом будет от пяти до сорока тысяч слов. Это целый том. Теперь послушайте: не следует воображать, что, поскольку потребовался целый вторник для того, чтобы подробно описать автобиографический материал понедельника, в среду будет нечего писать. Нет, в среду придется излагать ровно столько же материала, сколько доставил понедельник, для описания вторника. И это потому, что жизнь не состоит главным образом из фактов и событий. Она состоит главным образом из шквала мыслей, который постоянно проносится у человека в голове. Можно ли записать их с помощью стенографии? Нет. Можно ли записать стенографически какую-либо значительную их долю? Нет. Пятнадцать стенографисток, усердно трудясь, не угнались бы за ними. Именно поэтому полная автобиография никогда не была и не будет написана. Она бы состояла из трехсот шестидесяти пяти двойных томов в год, и, таким образом, если бы я выполнял свой автобиографический долг полностью аж с юных лет, все библиотечные здания на земле не смогли бы вместить результат.

Я спрашиваю себя, как бы выглядел в истории инцидент с миссис Моррис через пятьдесят лет. Примите во внимание такие обстоятельства: здесь у нас еще не успокоился скандал в сфере страхования. Еще вчера и позавчера дискредитированные страховые магнаты-миллионеры не были изгнаны и убраны с глаз долой под проклятия нации, а некоторые из этих Маккерди, Макколлов, Депью, Хайдов и Александеров по-прежнему подвизались на ответственных должностях вроде директоров банков. Кроме того, сегодня внимание всей нации приковано к «Стандард ойл корпорейшн», самой колоссальной из коммерческих сил, существующих на планете. Весь американский мир застыл, затаив дыхание и задаваясь вопросом, выйдет ли «Стандард ойл» из своей миссурийской битвы потрепанной, и если да, то насколько сильно. Также мы видим, как конгресс грозится тщательно проверить комиссию по Панамскому каналу, чтобы понять, что она сделала с пятьюдесятью девятью миллионами, и выяснить, что она предлагает сделать с недавно добавленными одиннадцатью миллионами. На сегодняшней повестке дня имеются еще три или четыре вопроса громадного общественного интереса. А по другую сторону океана мы видим отделение церкви от государства во Франции, угрозу войны между Францией и Германией по марокканскому вопросу, подавленную революцию в России, когда царь и его семейство воров – великих князей – оправляются от долгого страха и начинают жестоко расправляться с остатками революционеров старым российским способом, проверенным на протяжении трех столетий; мы видим Китай, который представляет для нас мрачную и ужасную тайну. Никто не знает, в чем ее суть, но мы спешно перебрасываем с Филиппин в Китай три полка под командованием генерала Фанстона[78] – человека, взявшего в плен Агинальдо[79] такими методами, которые опозорили бы последнего болтуна, отбывающего наказание в любом исправительном учреждении. Никто, похоже, не знает, в чем состоит китайская загадка, но все как будто считают, что там назревают гигантские потрясения.

Таков расклад в настоящее время. Таковы события, предлагаемые сегодня мировому вниманию. Определенно они достаточно масштабны, чтобы не оставить места для более мелких проблем, и тем не менее возникает инцидент с Моррис и затмевает все остальное. Инцидент с Моррис производит волнение в конгрессе и уже в течение нескольких дней будоражит воображение американской нации и воспламеняет языки возбужденными толками. Эта автобиография не выйдет в свет до моей смерти. Я не знаю, когда это произойдет, и в любом случае не испытываю большого интереса к этому вопросу. Может пройти еще несколько лет, но если это не произойдет в течение ближайших нескольких месяцев, уверен, что к тому времени нация, наткнувшись в моей автобиографии на инцидент с миссис Моррис, будет безуспешно пытаться вспомнить, в чем этот инцидент состоял. Это происшествие, которое сейчас представляется таким значительным, через три или четыре месяца будет казаться таким мелким, что займет место в ряду с неудавшейся русской революцией и прочими упомянутыми важными материями, и никто не будет в состоянии отличить одно от другого на основании разности их величин.

Вот в чем состоит инцидент с Моррис. Некая миссис Моррис, дама культурная, воспитанная, с положением, заявилась в Белый дом и попросила разрешить ей коротко переговорить с президентом Рузвельтом. Мистер Барнс, один из личных секретарей президента, отказался передать ее визитную карточку и сказал, что она не может видеть президента, так как он занят. Она сказала, что подождет. Барнс поинтересовался, по какому вопросу она хочет видеть президента, и она ответила, что некоторое время назад ее мужа уволили с государственной службы и она хочет попросить президента поднять его досье. Барнс, выяснив, что это военное досье, посоветовал ей обратиться к военному министру. Она сказала, что была в военном министерстве, но не смогла получить доступ к министру: испробовала все средства, какие могла придумать, но потерпела неудачу. Тогда жена одного из членов кабинета посоветовала ей попросить о краткой беседе с президентом.