Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Максим Викторович Винарский

«врожденных преступников» (а затем и инакомыслящих, не понимающих, что интересы нации превыше всего, и жалко лепечущих о правах личности и гуманизме). Сами по себе такие «коллективные тела» не способны ни мыслить, ни чувствовать, ни желать. Все это делают за них конкретные люди – идеологи, «фюреры», демагоги, – присвоившие себе право говорить от их имени. Чем это заканчивалось в истории, нам прекрасно известно. Если либералы мечтают, чтобы государство как можно меньше вмешивалось в естественное течение дел, то их националистически мыслящие оппоненты воспевают железную руку власти. Во избежание грозящего нации вырождения, она не должна останавливаться перед применением смертной казни и стерилизации, даже перед вторжением в дела любовные и семейные. Мысль, кстати, очень древняя, восходящая как минимум к Платону – еще одному «социал-дарвинисту до Дарвина» (см. главу 6).

Империалистический социал-дарвинизм особенно процветал в конце позапрошлого века, когда европейские державы увлеченно соперничали за раздел еще не захваченных земель на других континентах, которых оставалось все меньше и меньше. Право европейцев на мировое господство обосновывалось очень просто. Их богатство и техническая оснащенность являются верными признаками исторического превосходства (или богоизбранности). Европейцы побеждают и проникают повсюду, завоевывая весь мир, кроме некоторых тропических уголков с особо нездоровым климатом. Успех колониальных захватов виделся как еще одно подтверждение правоты дарвиновского взгляда на мир. Даже внутриевропейские войны якобы его подтверждают. К примеру, Франко-прусская война, в которой французы потерпели унизительное поражение, расценивалась как проявление превосходства «тевтонской» расы над «кельтской»{239}.

Остаются «левые» социал-дарвинисты. Им тоже импонировало учение о борьбе за существование, которую они с готовностью отождествили с классовой борьбой. В живой природе борются особи разных видов, а в человеческом обществе – классы: крестьяне и феодалы, пролетарии и «буржуины» и так далее. Обе формы борьбы ведут к прогрессу. Так думали многие сторонники марксизма – учения, в котором классовая борьба считается одним из важнейших двигателей истории.

Маркс и Энгельс познакомились с теорией Дарвина спустя несколько месяцев после опубликования «Происхождения видов». В целом книгу они одобрили. Маркс сразу понял, что дарвинизм дает естественно-научное обоснование классовой борьбе{240}. Он послал Дарвину первый том своего «Капитала» с очень уважительной дарственной надписью. Этот экземпляр дошел до наших дней. Судя по его состоянию, Дарвин творение Маркса так и не осилил. Из 822 страниц тома были разрезаны только первые 102, и на полях нет рукописных заметок, которыми пестрят интересовавшие Дарвина книги{241}. В ответном письме Дарвин вежливо поблагодарил Маркса, прибавив, что в экономических вопросах не разбирается. Слукавил, конечно. Работая над своей теорией, он очень внимательно читал сочинения по политической экономии – Мальтуса, Адама Смита и других авторов. Видимо, марксизм ему, как либералу, не пришелся по вкусу. Или же он просто с трудом читал по-немецки?

С марксистской точки зрения принципу развития в мире подчинено все – и живая природа, и человеческое общество. Развитием управляют объективные законы, которые наука должна открыть. Марксисты считали, что Дарвин сформулировал законы эволюции биологической, а Маркс – социальной. Но между двумя теориями было глубокое различие, давно отмеченное специалистами{242}. В дарвиновском мире борьба за существование и естественный отбор будут длиться вечно, до тех пор, пока не погибнет биосфера Земли. У биологической эволюции нет ни конца, ни предначертанной цели. А вот у истории, верили социалисты, такая цель есть. Это бесклассовое общество, без деления на высших и низших, без эксплуатации человека человеком. Когда такое идеальное состояние будет достигнуто, борьба за существование между людьми прекратится и наступит подлинный «конец истории».

В этом одна из причин того, что социал-дарвинизм в политике давно вышел из моды. Не только марксизм, но и любая политическая теория по своей сути нормативна. Она указывает людям на то, каким общество должно быть, и предлагает рецепты, как этого достичь. Биологическая теория никого никуда не ведет и мир изменить не призывает. Дарвин и дарвинисты старались описывать живую природу такой, какова она есть, нравится это людям или нет{243}.

Хочется верить, что человечество, хотя бы в лице своих лучших представителей, взрослеет и учится, преодолевая наивные подростковые ошибки. Такой ошибкой был и социал-дарвинизм, пытавшийся свести особенности и недостатки человеческого общества к биологии. Сегодняшние экономисты и политики знают, что это не только наивно, но и опасно. Хотя исторически общество имеет преемственность с социальными структурами человекообразных приматов (не в готовом же виде оно явилось на Земле!), но кое в чем качественно от этих структур отличается. Общество – не стая шимпанзе, не пчелиный улей, не термитник. Используя один и тот же термин, биолог и социолог вкладывают в него несколько разные значения.

Вот, например, конкуренция. Слово из лексикона не только экономиста, но и эколога. В живой природе она вездесуща. Организмы соперничают за пищу, воду и свет, полового партнера, место для устройства жилища. Формы и методы природной конкуренции очень разнообразны: от прямой кровавой схватки до постепенного «выдавливания» соперника из среды обитания. Конкуренция в человеческом обществе может происходить сходным образом, но все же аналогия будет неполной и неточной. Трудно отрицать, что экономическая конкуренция создает мощный стимул для движения вперед, совершенствования продуктов и услуг. Но, пущенная на самотек, она заканчивается самоуничтожением. Чтобы конкуренция была эффективной, нужно недреманное око государства, использующего антимонопольное законодательство. Если такого регулятора, или «сверх-Я» (в терминологии Фрейда), не будет, конкуренция выродится в доминирование одного игрока, самого беззастенчивого в выборе средств. Именно так произошло в истории с нефтяной компанией Джона Рокфеллера – старшего «Стандарт ойл», достигшей в конце концов монопольного положения на рынке США, что разрушило конкуренцию как таковую. Пришлось вмешаться государственной власти и в судебном порядке разделить нефтяного монстра на несколько компаний поменьше. Только государство может установить «равенство возможностей и справедливые исходные условия» для экономической конкуренции{244}. В дикой природе ничего подобного нет, если только не воображать в качестве регулятора всемогущего и всеведущего Господа. Государство создает «компенсационную справедливость», то есть дает фору слабому, что резко противоречит принципам естественного отбора, где «слабый» (неважно, по какому параметру) практически обречен. Вопреки опасениям социал-дарвинистов, такая поддержка идет во благо обществу, ведь среди «слабых» могут оказаться выдающиеся изобретатели, ученые, художники – в общем, те, кто реально двигает прогресс.

Несложно опровергнуть и рассуждение о том, что вымирание (точнее, истребление) «низших» рас оправдывается «естественным законом» вытеснения менее прогрессивных видов более продвинутыми. Здесь социал-дарвинисты снова расписываются в плохом знании биологии. Такого закона просто не существует. Если бы «низшие» организмы были обречены на вымирание, то давно исчезли бы все, кого мы привычно к ним причисляем: и бактерии, и мхи, и губки с медузами…

Все это очень хорошо, но история социал-дарвинизма пока не окончена. Вслед за Первой мировой войной человечество ждала еще более чудовищная Вторая, а в промежутке между ними миру были явлены два самых последовательных и масштабных политических проекта ХХ в., в истории которых прослеживается прямое или опосредованное влияние дарвиновских идей.

Глава 6

Ira Et Studio

Расизм, экономический империализм, коммунизм,

нацизм, половые извращения и распутство, воинствующий

милитаризм, детоубийство, геноцид и прочее зло

всячески поддерживалось той или иной группой людей,

утверждавших, что поскольку их взгляды основаны на

эволюции, то они «научны» и, следовательно,

обязательно приведут к положительным результатам.

Г. МОРРИС. БИБЛЕЙСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ{245}

Кто такой Генри Моррис, которого я процитировал в эпиграфе к этой главе? О, в определенных кругах он – личность широко известная и влиятельная!

Инженер по образованию, баптист по своей вере, Генри Моррис (1918–2006) получил известность в середине прошлого века, выпустив книги «Библия и современная наука» (1951) и «Ноев потоп» (1961). В них он доказывал «буквальную точность Писания» во всем, что касается происхождения мира и человека. Позже развил бурную организационную деятельность, основав Общество креационных исследований, а потом Институт исследований сотворения, располагавшийся в калифорнийском Сан-Диего. Моррис и его последователи – моррисиане стремились доказать,