Таежный тупик. Странствия - Василий Михайлович Песков

Мне она написала: «Тятенька уберется – буду жить у своих». Считая, что сразу Агафью и заберут, родственники стали прикидывать, что взять из избушки, а что надо бросить. И тут выяснилось: Агафья тронуться никуда не желает. Объясняли, втолковывали, уговаривали, пугали. Ответ один: «Благословенья от тяти не получила». – «Поставим отдельно избу, как и тут, заведешь огород…» – «Без родительского благословенья не можно…» Уже перед самым уходом Анисим Тропин полусерьезно сказал:

– Будешь противиться, свяжем – и в вертолет.

Ответила:

– Не такое сейчас время-то, чтобы связывать…

На том и расстались.

Ерофей рассказал мне все это в письме. Я рассудил: трудно было Агафье уйти от свежей могилы. Поживет одиноко в тайге – образумится. Нет, все осталось по-прежнему. По очереди с Николаем Николаевичем объясняем ей положение одинокого человека в тайге: медведи, болезни, приход нехороших людей, какой-нибудь случай – кто поможет?

– Да уж что Господь дасть…

Догадываемся, были у старика перед кончиной с дочерью «философские» разговоры на тему, как не пустить по ветру все, что накоплено для «Царства Небесного» отшельничеством, постами, молитвами. Пришли к выводу: в миру капитал этот прахом пойдет – «нам с миром жить не можно».

И Агафья пока что не смеет ослушаться. Не без скрытого смысла рассказала нам житие «пустынницы» Марии Египетской, прочитанное вместе с отцом незадолго до кончины.

Еще и еще раз напомнили мы сорокатрехлетней дочери этой тайги обо всем, что может тут угрожать одинокому человеку.

– Что Господь дасть… – И играет с козленком. Вертолета, выполнявшего на другой день рейс к геологам, мы ждали долго. Мартовская тайга уже наполнялась голосами синиц, дробью дятлов, всполошным криком кедровок. Над козьим стойлом вился парок. По огородному склону из-под кучи валежника уже тек робкий, маленький ручеек. На припек из открытой нечаянно двери выбежал любимец Агафьи козленок – и прямо к материнскому вымени. Вцепился, сосет, подрагивая от возбужденья. Агафья с криком «ай-ай!» сгребла любимца и села к окошку поить из берестяной посуды.

Коротая у костра время, мы с Николаем Николаевичем достали из рюкзака газеты, купленные в Абазе. Чего только нет в человеческом океане – идут через полюс на лыжах… стрельба в самолете… стрельба в Иерусалиме… новое совещание в Вашингтоне… И от всего вдалеке – вот эта догорающая, как свечка, особенная человеческая судьба. Украдкой наблюдаем, как понуждает Агафья козленка пить молоко. Сама не пьет – пост. Какая сила держит ее на месте? Неизбежно печальным будет конец, но она не страшится… Ерофей, счищавший с избушки снег, первым услышал шум вертолета. Постучал по крыше лопатой: «Агафья, Агафья, будем прощаться!»

К вертолету с нами Агафья не побежала. Взлетая, мы увидели ее такой же, как встретили, – в мышиного цвета одежке, в резиновых, зашитых нитками сапогах, с тремя платками на голове. О чем она может думать сейчас?

Просим пилотов пролететь над избой… Виден сверху непогасший наш костерок, коза с козленком, одинокая фигура глядящего вверх человека…

Летящему в Абазу начальнику геологической партии Черепанову Сергею Петровичу не терпится узнать, чем окончилась наша миссия.

– Я так и думал… Но может быть, позже, когда как следует оглядится, одумается.

– Может быть…

Час полета, и ни единого человеческого следа внизу.

Март 1988 г.

Одна

В июне получил я большое, на восьми страницах, письмо от Агафьи. Почувствовал, пишет, стесненная одиночеством: «После вас-то до мая никого не было». Подробно сообщалось в письме о нашествии после спячки медведей. Одного Агафья встретила на реке, когда пошла за водой. «Стала бить по ведру, а сама пячусь, пячусь к избе… Схватила ружье, дала два выстрела кверху». Через день еще один зверь «поменее ростом» интересовался ямой с картошкой и козьим загоном, но почему-то ушел, «ничего не порушил». А потом появился опять и стал разрывать могилу Карпа Осиповича. Отпугнув зверя выстрелами, Агафья поразвесила всюду «пужала» – дареную красную кофту, праздничный сарафан, красное детское платьице, в коем завернуты были свечи. Забегая вперед, скажу: эту охранную сигнализацию мы увидели возле избы, у могилы и у загона для коз. Полинявшие от дождей красные тряпки были единственным средством, оберегавшим затерянного в тайге одинокого человека. Весной звери голодны. Опасность была нешуточная. И Агафья, крайне деликатная в просьбах, на этот раз написала: «Нужна мне собачка». Еще просила о чугунках небольшого размера и теплом стеганом одеяле. Эти просьбы, сообщения об огороде и отсутствии страха перед медведями не оставляли сомнения в том, что куда-либо двигаться из Тупика Агафья Лыкова не намерена.

В то же время без «мирской» поддержки жизнь ее невозможна. Геологи подбрасывают таежной соседке муку, крупу, садовые лакомства из Абазы. Мы с Николаем Николаевичем Савушкиным и Ерофеем заранее списываемся, что нужней и полезней будет для нашей «подшефной» таежницы, как лучше истратить несколько десяток и четвертных, присланных в газету с пометкой на переводе: «Купите что-нибудь для Агафьи». В Абакане по традиции мы держим совет в исполкоме с Галиной Алексеевной Трошкиной – человеком сердечным, хорошо понимающим необычность наших забот и готовой внести в это дело лепту официальной власти, облекая ее в форму, приемлемую для этого нестандартного случая. Происходит это уже восемь лет по выбранной стежке: «Милосердно помочь, ни к чему не принуждая и не стесняя», и сложилось все в неформальное попечительство, участие в котором принимают и читатели нашей газеты.

На этот раз в вертолет мы погрузили три тюка сена и пять мешков комбикорма для коз, муку, крупу, мед, свечи, батарейки, фонарик, кастрюли, чугунки, решето, одеяло, бумагу, конверты, карандаши, картонный ящик гостинцев с московского Бутырского рынка, кусок материи для «устрашения медведей», ящик с курами и кобелька по кличке Дружок. Кроме того, в Абакане мы купили лицензию на отстрел марала. (Ерофею с наступлением холодов предстоит добыть зверя и вместе с Агафьей переправить мясо к жилью.) Перечисляю все это в порядке отчета перед всеми, кто принимает участие в судьбе Агафьи, а также для представления о ценностях в ее нынешней жизни.

Она по-прежнему многое не приемлет: хлеб – только свой, не притронется к колбасе и консервам, не возьмет масла в бутылке, чищеную рыбу, варенье, конфеты, чай, сахар. По этой причине геркулес из коробок мы, как всегда, вытряхнули в свежую наволочку, мед запасли в туеске. Принимает гостинцы подопечная с благодарностью – «спаси Бог», но с чувством достоинства, без заискивания и очень редко о чем-нибудь просит.

Так было и в этот раз. На вопрос – что ей больше всего пришлось по душе и более всего нужно? – Агафья с улыбкой