Возвращение на Большой Каретный - Анатолий Борисович Утевский

повёз их обратно в Москву. С тем поэтом он больше не знался. Володя допытывался о причине столь неожиданного отъезда, но ответа так и не получил. Рассказал мне об этом событии Лёвушка, предварительно взяв с меня честное слово, что никогда не обмолвлюсь о том Володе.

Слово своё я сдержал. А тот поэт после гибели Володи всенародно распинался о своих чувствах, скорбел о невосполнимой потере, что понесло советское искусство. Было противно.

«Владимир Высоцкий — постоянная боль. Но мысль о нём должна быть счастливой». Это слова Беллы Ахмадулиной. После смерти Володи она написала несколько стихотворений, посвящённых его памяти. Это — в начале августа 1980-го:

Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий

Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.

Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:

Так быть или как? Что решил ты в своём Эльсиноре?

Пусть каждый в своём Эльсиноре решает, как может,

Дарующий радость — ты щедрый даритель страданья.

Но Дании всякой нам данной тот славу умножит,

Кто подданных душу возвысит до слез, до страданья, рыданья.

Спасение в том, что сумели собраться на площадь

Не сборищем сброда, спешащим глазеть на Нерона,

А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.

Народ невредим, если боль о певце всенародна.

Народ, народившись, не неуч, он ныне и присно

Не слушатель вздора и не собиратель истины

Певца обожая, расплачемся, — доблестна три та.

Быть или не быть — вот вопрос, как нам был.

Не взыщите.

Люблю и хвалю, не отвергшего смертную чашу.

В обнимку уходим все дальше, все выше и чище.

Не скряги — не жаль, что сердца разбиваются наши.

Лишь так справедливо, ведь если не наши, то чьи же?

Пожалуй, лишь Белла Ахмадулина и Булат Окуджава не скупились на добрые слова в адрес своего собрата по перу. Окуджава всегда утверждал, что Высоцкий — очень яркое и значительное явление в нашей культуре вообще. «Он был очень публицистическим поэтом, — говорил Булат Шалвович через несколько месяцев после Володиной гибели, — он был очень серьёзным разоблачителем наших несовершенств, он был человеком смелым и принципиальным. И в то же время он был в жизни человеком очень слабым и нежным. И это всё вместе накладывало отпечаток на его личность, и делало его творчество неповторимым… Этот замечательный человек всю жизнь мечтал увидеть себя опубликованным. Мечтал в Москве выступить хоть раз с афишей. Самое ужасное, что это было одной из капель, которые постепенно привели к трагическому финалу.

Очень много раз его песни, которые куца-то попадали и где-то записывались, потом какими-то второстепенными человечками вычёркивались, с плёнок стирались, из книг выбрасывались… И так — одно за другим, одно за другим… Теперь засуетились: издают книжку… и ещё издают — какие-то публикации, весьма посредственные, если не сказать хуже. Но венки всегда дешевле, чем любовь…»[21]

Любопытна посмертная судьба песен Окуджавы и Высоцкого. Сегодня чуть ли не каждый день по радио передают песни Высоцкого и реже — песни Булата Окуджавы. Почему? Булат Шалвович, певец Арбата — это всё-таки песни Москвы. Чудесные песни. Искренность песен Окуджавы касалась очень небольшого слоя людей, а именно — настоящей московской старой интеллигенции. А искренность песен Высоцкого простиралась буквально на всех — от члена Политбюро до обыкновенного урки.

Ольга Аросева, с которой нас связывают тёплые и дружественные отношения не одно десятилетие, рассказала мне, как она впервые увидела Володю и какое впечатление на неё и окружающих он производил своими песнями — теми самыми словами, которых не печатали:

«Я познакомилась с Володей на картине «Интервенция». Режиссёр Геннадий Полока говорил мне: «Он такой потрясающий актёр, он так поёт, ты себе не представляешь! Это гениальный певец!» Ну, я встала с ним на пробы, как это обычно бывает в кино. И меня поразило, что он невысокого роста. — Володя, как мне показалось, сильно переживал из-за этого. Тем более, что я надела каблуки и оказалась выше его. А голос такой — сильно мужской. И он на пробах требовал такую скамеечку, чтобы мы были одного роста.

Мы поехали сниматься в Одессу и очень подружились. И там же, в Одессе, работала ещё одна съёмочная группа, в которой был Жора Юматов. Он, как известно, морячок был, и у него в Одессе много знакомых-фронтовиков, немалая часть из которых — инвалиды; они жили на окраине Одессы в белёных хибарах с покосившимися крышами. И вот мы втроём — я, Высоцкий и Георгий Юматов — ездили к его друзьям-морякам, и Володя там пел. Я впервые услышала и увидела, как он поёт вкладывая всю душу. Моряки даже плакали, когда Володя пел им свои песни, в основном — военные, и я рыдала вместе ними. В те годы ему не давали выступать, запретили его концерты в Одессе, и он безумно рад был каждому поводу, чтобы спеть перед людьми. Там, в Одессе, мы с ним подружились.

Я была свидетелем (и инициатором) ещё одного «неофициального» концерта — но уже в Москве. Мой товарищ и коллега по театру — Борис Васильевич Рунге — жил в том же доме, что и Володя. В Доме Графиков на Малой Грузинской. И у Рунге не было телефона, так как он въехал туда позднее всех. Так как телефон ему был просто необходим, я пошла на телефонную станцию — попытаться решить эту проблему. Говорю им, мол, мы артисты, мы вам концерт тут сыграем… А мне отвечают: «Вот если бы вы Высоцкого уговорили, чтобы он спел у нас…» И я пошла к нему просить о выступлении. «Конечно! — говорит. — Скажешь, когда нужно, и я подъеду», и назвал мне дни, когда ему удобно это сделать… Он два часа там пел, на этой телефонной станции — после нашего выступления! А он же очень занятой был, я знаю, насколько «плотно» использовали его импресарио… И вот это меня поразило: бесплатно поехал помочь товарищу, без малейшего колебания.

Вообще мы с Высоцким мало общались, но каждый раз встречались с радостью, он относился ко мне очень доверительно. Сказал мне как-то: «Вот что мне делать? Соседи снизу жалуются, что я хожу по ночам. А я стихи пишу, мне ходить надо, а снизу всё слышно. Я не знаю, что делать: или им двойные потолки сделать, или мне сделать какой помост…» Однажды я увидела его, весь рот в томате перепачкан, и говорю: «Смотри, на кого ты похож! Что ел?» А он отвечает: «Кильку в томате!» К тому времени он уже был богатый и знаменитый,