Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

своей последней должности был сенатором, вёл там, между прочим, переговоры с другим сенатором — С.В. Завадским, «державным секретарём», писавшим свою фамилию с окончанием на «ський». Во время этих «дипломатических переговоров» оба сенатора переманивали друг друга к себе на службу, обещая разные крупные должности. «Союз» был заключён, но, как это ни странно, маленький Крым пережил на несколько месяцев Украину Скоропадского. Таким образом, Сулькевич и Чарыков объективно рассуждали правильно, не желая сливаться со столь ненадёжным государством, как «самостийная Украина».

Приглашение к А.И. Деникину

В следующий мой приезд в Симферополь я снова видел Чарыкова, уже вернувшегося из поездки в Киев. Он мне сообщил о том, что я уже знал из других источников, — об уходе генерала Сулькевича и с ним его, Чарыкова, из крымского правительства. Премьером нового правительства предполагалось сделать местного богатого табачного плантатора и винодела С.С. Крыма. Я встретил моего дядю по дороге в дипломатическую комиссию, куда он шёл в последний раз, чтобы предупредить о своём уходе вместе с Сулькевичем. Мы назначили свидание в гостинице, где Чарыков всегда останавливался. Он предупредил меня, что там же остановился и чиновник нашего министерства, бывший секретарь посольства в Константинополе Г.Н. Кутепов, который желает говорить со мной по «конфиденциальному делу».

Явившись в назначенный час к Чарыкову, я нашёл у него Кутепова, который, оказывается, специально приехал в Симферополь за мной, узнав от моей матери, что я там нахожусь. «Конфиденциальное дело» оказалось приглашением меня на дипломатическую службу к генералу Деникину, где министром иностранных дел был С.Д. Сазонов, а его товарищем — неизменный А.А. Нератов. Я был удивлён не столько самим приглашением, сколько тем, что Кутепов, который играл там роль начальника дипломатической канцелярии, специально ради этого приехал в Симферополь. Кутепов перечислил мне ряд имён, которые должны были быть привлечены на службу в самом начале, и там было имя Л.В. Урусова, с которым, однако, мне довелось встретиться лишь вне России значительно позже.

Само собой разумеется, я был растроган приглашением Кутепова, тем более что Сазонов и Нератов настаивали, чтобы я немедленно выезжал и не заботился о «штатах», что хотя «штаты» будут очень небольшие, но мне обеспечено место юрисконсульта министерства и положение чиновника V класса, т.е. восстановление того положения, которое я занимал в 1917 г. при Временном правительстве. Однако было и отличие. Как ни относиться к Временному правительству, его бесспорное преимущество перед местными белыми правительствами заключалось в том, что оно было одно; теперь же, как я мог убедиться, число «русских правительств» весьма умножилось: крымское, украинское, теперь донское…

Расставаясь с Кутеповым, я дал ему слово, что приеду, и это слово сдержал, но приехал не через две-три недели, как мы тогда думали, а через девять месяцев. Все эти девять месяцев место юрисконсульта дипломатического ведомства числилось за мной, причём целому ряду чиновников, которые приехали в Екатеринодар, а потом в Таганрог, где была дипломатическая канцелярия генерала Деникина, было отказано, а моё место, к их негодованию, оставалось вакантным. Например, граф С.П. Толстой, чиновник нашей дипломатической канцелярии в царское время, сам рассказывал мне в Париже, как выражал своё возмущение «пристрастием начальства к Михайловскому».

Здесь было, конечно, не пристрастие ко мне, а нужда в специалисте-юрисконсульте, и когда я в конце концов приехал, Нератов не скрывал своего огорчения тем, что я прибыл так поздно, объясняя моим отсутствием неурядицы в управлении по ряду вопросов, в которых я им был очень нужен. Не знаю, насколько в управлении иностранных дел при Деникине было ощутимо моё отсутствие, но не сомневаюсь, что если бы я приехал раньше, то мне пришлось бы, наверное, присутствовать с С.Д. Сазоновым в Париже на открытии Версальского конгресса и затем на самом конгрессе. Если я, несмотря на всевозможные комплименты Кутепова и заверения, что ему лестно служить «в том же ведомстве, где вы (т.е. я) служили верой и правдой», не отозвался сразу, то на это было много причин.

Прежде всего, опыт саботажного движения и год в Петрограде под советской властью научили меня относиться скептически к успеху такого предприятия, каким было деникинское, даже ничего о нём не зная. С другой стороны, всё, что я увидел в Крыму, — ужас большевистского террора при полной инертности масс, эфемерное положение крымского правительства — заставляло меня думать, что «вечерний сумрак» в скором времени неминуемо захватит и юг России. Из разговора с Кутеповым я узнал между прочим, что деникинское движение поддерживается союзниками и в случае победы над немцами Россия будет с их помощью «очищена от большевиков». Непоколебимая уверенность Кутепова в этом грядущем подвиге союзников, которые, едва закончив одну войну с Германией и Австро-Венгрией — войну мировую по своему размаху, — пойдут наводить порядок в необъятной и столь мало им известной стране, как Россия, меня поразила, но, вместо того чтобы убедить в необходимости моего участия в деникинском предприятии, действовала расхолаживающе, так как показывала, что Деникин рассчитывает не на свои силы, а на союзников.

Кутепов зло смеялся над Скоропадским, который «раскается, что сел на германские штыки», а между тем в окружении Деникина, по-видимому, были не прочь «сесть на союзные штыки». Но, конечно, этого единичного разговора с Кутеповым было недостаточно, чтобы остановить меня; во мне там нуждались, и я дал согласие, считая, что всякая деятельная борьба с большевизмом лучше нейтрального бездействия. Однако я не назвал Кутепову срока моего приезда.

Было одно обстоятельство, заставившее меня отложить участие в деникинском предприятии, — обстоятельство чисто семейного характера. Моя мать получила предложение издавать сочинения отца в Киеве в только что открывшемся издательстве, во главе которого стала А.В. Жекулина — имя, которое мне ничего не говорило. Но я знал, что там же в издательстве играет некую роль И.П. Демидов, член Государственной думы, с которым я встречался у П.П. Гронского. Предложение было для моей семьи как нельзя более кстати, так как хотя у нас был и дом, и большой фруктовый сад на Бельбеке, но надо было всё предвидеть и на случай моего отъезда в Екатеринодар обеспечить мать и сестёр.

Заручившись доверенностью от матери на заключение издательского контракта, я в начале октября 1918 г. отправился в Киев, надеясь после этого вернуться в Крым и поехать оттуда в Екатеринодар. Я рассчитывал пробыть в Киеве 10 дней, а вернулся лишь в мае 1919 г., несмотря на все мои усилия приехать как можно скорее. Такое было время.

Ещё более расположили меня к поездке в Киев несомненные зловещие признаки, которые появились в праздничной