Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

командования на Кавказе. Генералу Алексееву, хорошо подготовленному, но нерешительному и нелюдимому офицеру, не суждено было оставаться на этом посту долго, еще до конца мая его сменил генерал Брусилов.

В моих войсках дисциплина пока оставалась на хорошем уровне. 1 мая мне приказали командовать сектором к западу от города Сучава в Трансильванских Альпах. Именно здесь в июне я был произведен в генерал-лейтенанты и назначен командиром 2-го кавалерийского корпуса, состоящего из 12-й кавалерийской дивизии и двух других частей.

Дух армии в те дни иллюстрирует следующий анекдот. Одна из моих дивизий отводилась на отдых, а генерал, командовавший той, которая должна была ее сменить, доложил мне об этом. Когда я спросил его, можно ли положиться на его войска, он воспринял это как удар по своей чести, но тем не менее я сообщил ему, что на всякий случай приказал произвести по расположению его лагеря несколько учебных выстрелов. Полчаса спустя он доложил, что его войска отказались занимать окопы. Несколько снарядов, упавших рядом с ними, заставили их передумать, а также вернули их генералу хорошее настроение.

В то время поражение Центральных держав казалось неизбежным. В апреле союзники начали наступление в Реймсе, на французском фронте, которое ясно продемонстрировало их растущее превосходство. 2 апреля к Антанте присоединились Соединенные Штаты, и в начале июня первые американские войска высадились во Франции. Австро-Венгрия, казалось, была на грани распада. Если Россия хочет получить компенсацию за свои жертвы и добиться поставленных целей, то не должна потерпеть неудачу на финише.

На этом фоне новое руководство России решило начать наступление против Австро-Венгрии. Это было смелое решение, поскольку апрельское наступление Германии на ковенском фронте ясно продемонстрировало, что русские армии утратили боеспособность. Первым условием успеха, несомненно, было восстановление авторитета офицеров и унтер-офицеров и прекращение деятельности агитаторов в окопах, однако ничего сделано не было. Вместо этого Керенский, ставший военным министром, отправился в пропагандистское турне, результатом которого стала охватившая армии короткая волна патриотического подъема. Более важным было формирование добровольческих «штурмовых отрядов» и переброска всей имеющейся артиллерии для наступления. Главное наступление планировалось провести в направлении Тарнополя, а вспомогательное – в Буковине.

Оно началось в июле, и после нескольких первых успехов главное наступление было остановлено, но 8-я армия, действовавшая на южном фланге, продвинулась вперед примерно на 18 миль. В результате ее командующий генерал Корнилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом. Однако вскоре военная удача от него отвернулась. 14 июля противник перешел в контрнаступление в Галиции и на Буковине, где оборона русских была прорвана, а войска в диком беспорядке бежали. Тарнополь и Черновцы пали, и Украина оказалась под угрозой.

Генерал Корнилов решил, что пришло время радикальных мер. Для борьбы с дезертирами были сформированы специальные отряды, нерешительные и неспособные командиры были отстранены, собрания запрещены, а власть солдатских Советов значительно уменьшена. По настоянию Корнилова Временное правительство согласилось на повторное введение смертной казни и военных трибуналов. Благодаря этим мерам врага в конце концов остановили, но к тому времени фронт был отодвинут на 60 миль.

В августе Корнилов получил Верховное командование и теперь делал все, чтобы восстановить моральный дух и дисциплину в армии, но его программа не была принята правительством, и процесс распада продолжился.

На Сучавском фронте давление противника, рвавшегося в Бессарабию, усиливалось, но на моем участке его успехи были лишь локальными.

Провал июльского наступления и успешное контрнаступление противника еще больше подорвали авторитет офицеров. Все чаще случалось, что солдаты арестовывали офицеров и отдавали их под революционные трибуналы. Один из моих офицеров, особенно бравый кавалерийский капитан, произнесший монархическую речь в офицерском клубе, был схвачен солдатами и доставлен в Кишинев. Строго следуя предписанному порядку, я направлял в один суд за другим требования о его немедленном освобождении и наказании виновных и наконец добился успеха. Когда бумаги попали к военному комиссару, он лично подошел ко мне и сказал, что намерен посетить полк, о котором идет речь. Он поздравил меня с успехом и сказал, что относится к этому делу так же, как и я, и пообещал, что эти люди будут уволены из полка без права возвращения.

На следующий день полк прошел парадным строем перед комиссаром и мной. После нескольких слов приветствия в адрес полка он приказал преступникам выйти вперед, они были арестованы и выведены. На последующем заседании дивизионного комитета комиссар повторил свое осуждение действий этих людей, но в заключение сказал, что, когда они отбудут наказание, им все же будет разрешено вернуться в полк.

Для меня это были последние горькие капли моей и без того переполненной чаши. Поскольку я не мог защитить своих офицеров от притеснений взбунтовавшихся солдат, мне не было места в русской армии. Некоторые события, произошедшие летом, подтолкнули меня к решению покинуть ее.

В связи с наступлением немцев в Прибалтийских провинциях в начале сентября, приведшим к падению Риги, главнокомандующий повторил свои требования о принятии эффективных мер для восстановления воинской дисциплины, но новый премьер-министр Керенский отказался их выполнить. Тогда Корнилов решил попытаться спасти страну от катастрофы силой оружия и направил в Петроград две кавалерийские дивизии с приказом арестовать Керенского. Одной из этих дивизий командовал генерал Крымов, виновный в прорыве противника у Магуры. Разыгрывая свою последнюю карту, Верховный главнокомандующий оказал ему честь своим доверием. Керенский вызвал Крымова в Зимний дворец, и он отправился туда один. После бурного совещания, о котором ничего не известно, генерал покинул дворец, поехал домой и застрелился. На следующий день главнокомандующий Корнилов был арестован в своей ставке в Могилеве, и была провозглашена республика.

Известие о неудаче генерала Корнилова заставило меня осознать, что надежды на восстановление порядка нет. Многие из тех, кто верил, что Корнилов – тот человек, который все еще может спасти Россию, были в глубоком унынии. Верховное командование принял на себя Керенский, что отнюдь не было рассчитано на повышение авторитета правительства.

Истинная цель экстремистов проявилась еще в мае, когда большевики впервые восстали против правительства, а еще яснее их намерения стали, когда, воспользовавшись возможностью, предоставленной сокрушительными поражениями в Галиции и на Буковине, они подняли знамя восстания в столице. После трехдневных уличных боев эта попытка захвата власти была пресечена. Несмотря на эти предупреждения, Керенский ограничивался произнесением речей.

В этой ухудшающейся ситуации я был решительнее, чем когда-либо, настроен уйти из русской армии. И мне помог случай. Однажды, когда я скакал по пересеченной местности, мой конь споткнулся и упал. Я растянул лодыжку, но мне удалось сесть в седло и вернуться в штаб. Врач диагностировал у меня серьезное растяжение