Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

лицу со своим зятем Михаэлем Грипенбергом, только что приехавшим из Хельсинки. Наш хозяин еще не вернулся, но это не помешало мне чувствовать себя как дома. У Селина искал убежища и пожилой финский генерал в отставке. Это был генерал Л оде, молодым прапорщиком получивший тяжелое ранение на Русско-турецкой войне 1878 года. Он тоже только что приехал из Финляндии, но сейчас вышел в город. Вскоре вернулся хозяин вместе с Л оде.

На следующее утро, во вторник 13 марта, в центре города слышалась сильная стрельба. Телефонная система, прежде не действовавшая, заработала, и мы узнали, что полиция и оставшиеся верными власти войска потерпели поражение.

И нас не оставили в покое. Я был одет в халат Селина, из-под которого торчали кавалерийские сапоги с характерными следами шпор. Я сидел у телефона в прихожей, тщетно пытаясь связаться со своим адъютантом. Внезапно услышал лязг оружия и громкие голоса на лестнице. Тяжелые шаги замерли у нашей двери, раздался звонок. Селин открыл дверь, пока я продолжал пытаться связаться со своим адъютантом. Вошел военный патруль во главе с гражданским лицом, который утверждал, что в доме скрывается генерал. С большим хладнокровием Селин ответил, что у него, конечно, жил финский генерал в отставке, но его нет дома. Командир патруля, однако, настоял на тщательном обыске, и солдаты разошлись по дому.

Вскоре они вернулись в прихожую, где я все еще сидел у телефона. Возможно, несколько неосторожно я спросил их, зачем им понадобился генерал. Затем командир патруля спросил меня, кто я такой и почему на мне кавалерийские сапоги. Мой ответ, что я только приехал из Финляндии по делам и в наши дни счастье, если у человека вообще есть сапоги, как ни странно, удовлетворил его. Когда солдаты ушли, мы вздохнули с облегчением.

Во второй половине дня шум боя на левом берегу Невы усилился, и небо озарилось светом горящих зданий. Нам сказали, что Петропавловская крепость в руках повстанцев.

Утром 14 марта мне наконец удалось связаться со своим помощником, который до этого не знал, где я нахожусь. Час спустя мы услышали, как к дому подъехала машина и стук оружия по ступенькам. В дверь позвонили, и, к своему облегчению, я узнал голос своего адъютанта. Он сообщил мне, что недавно назначенному командиру гарнизона удалось восстановить некоторый порядок и в Hotel d’Europe для охраны здания размещены офицер и несколько солдат.

Поэтому я вернулся в гостиницу, где постепенно выяснил, что произошло с тех пор, как я уехал. Заседание Думы было назначено на 9 марта, но только для того, чтобы выслушать еще один императорский указ о роспуске. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Дума отказалась расходиться и сообщила царю по телеграфу, что, если он хочет спасти империю, то должен назначить новый кабинет министров. Ответа получено не было, и 12-го числа спикер Думы Родзянко направил аналогичное сообщение в Генеральный штаб сухопутных войск. В ту же ночь часть гвардейского полка подняла мятеж и убила своих офицеров, а на следующее утро остальные войска и флот подняли революционный флаг, что привело к всеобщему хаосу. Мятежи на военно-морской базе в Кронштадте были самыми ожесточенными, но и в Петрограде погибло много офицеров разных званий, независимо от их политических убеждений.

Все, что было известно об императоре, – это то, что он находился в Ставке в Могилеве. Императрица, наследник престола и четыре великие княжны были помещены под арест в Царскосельский дворец, правительство подало в отставку, и было сформировано Временное правительство, состоящее из членов Государственной думы. Однако в Таврическом дворце, где проходили заседания Думы, появилась другая партия, а именно – Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов, сокращенно называемый – Совет. Президентское кресло занимали Чхеидзе и Керенский, два лидера левого крыла в Думе. Помимо других указов, этот комитет запретил выпуск ежедневных газет, что стало ярким свидетельством слабости нового Временного правительства.

Еще большим вызовом Временному правительству стал приказ № 1, в котором было объявлено о создании солдатских Советов. Они должны были отвечать за оружие, боеприпасы и провиант и обладать всей полнотой власти. Приветствие старших по званию было отменено.

15 марта я отправился в Москву ночным поездом, и мне посчастливилось получить спальное купе. Я прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть, как в бывшей столице России разразилась революция. Сидя в санях у Брестского вокзала[13], где двадцать один год назад я во главе своего подразделения был свидетелем трагического события, омрачившего торжества по случаю коронации, я увидел, как первая московская демонстрация под красными знаменами прошла по тем же улицам, что и великолепная коронационная процессия.

В Москве я получил известие, что 15 марта царь отрекся от престола, одновременно и за своего сына в пользу брата, великого князя Михаила. Это вселило в меня надежду, но не успел я пару дней спустя покинуть Москву, как стало известно, что великий князь тоже отрекся от престола.

По пути на юг, чтобы присоединиться к своей дивизии, я разыскал генерала Сахарова, который командовал русскими войсками в Румынии. Я рассказал генералу, известному как человек смелый и решительный, о своих впечатлениях от Петрограда и Москвы и умолял его встать во главе контрреволюционного движения, но он счел это преждевременным.

Когда я присоединился к своему подразделению, то вскоре понял, что за несколько недель моего отсутствия многое изменилось. Революция распространялась как степной пожар, и знаменитый приказ Совета № 1, первоначально предназначавшийся только для столичного гарнизона, применялся повсеместно, и всякая дисциплина разлагалась. Анархия усилилась, когда Временное правительство выпустило манифест, провозглашавший свободу печати, собраний и слова, а также право на забастовку, которое распространялось на армию «в той мере, в какой это позволяла служба». Военные суды и смертная казнь были отменены. Поддерживать дисциплину становилось все труднее, и любой офицер, настаивавший, чтобы ему подчинялись, просто рисковал жизнью. Для солдат обычным делом стало уходить в отпуск без спроса, многочисленны были случаи дезертирства. К концу апреля число дезертиров оценивалось в миллион. Большинство из них были крестьянами, стремившимися вернуться домой, чтобы потребовать свою долю от обещанного раздела крупных поместий. Обычным делом стало братание с врагом. Как и в 1905 году, наибольшую устойчивость к революционной заразе проявляли артиллерия и кавалерия, но даже эти войска не были от нее застрахованы.

Высшее командование ничего не сделало, чтобы остановить революционную волну. Царь назначил главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, но, когда он прибыл в Ставку, ему сообщили, что Временное правительство назначило генерала Алексеева. На следующий день великий князь был отстранен от