Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

всего увиденного в салоне Терезии Тальен Наполеон, став консулом, пуритански упорядочил нравы при своём дворе. «В стенах Тюильри, — читаем о нём у Гертруды Кирхейзен, — он хотел видеть только порядочных и приличных женщин. Первое, чем он это доказал, была более приличная мода, введённая им для двора. Настал конец всем мифологическим фантазиям дам, трико телесного цвета были изгнаны, и формы тела, как бы они ни были прекрасны, должны были скрыться под платьем»[349].

Ну а пока идёт пятый час утра 13 вандемьера (5 октября) 1795 г., и Поль Баррас в разговоре с Тальеном делает вывод: спасительную для государства роль его «сабли» может сыграть только генерал Буонапарте. Баррас велел разыскать его, и тот предстал перед ним почти моментально (то ли из театра, то ли из «хижины» мадам Тальен). Баррас рассказал ему о положении дел и предложил пост второго, после себя, командующего войсками Конвента. Наполеон взял паузу: «Дайте подумать». «Даю, но не больше трёх минут!» — заявил Баррас и ждал, не сходя с места. О чём думал в те минуты Наполеон? Не о том ли, как он отказался от руководства карательной операцией в Вандее? Не предлагают ли ему вновь жандармскую роль? Но, должно быть, он рассудил, что теперь речь идёт не о том, чтобы подавить очередной бунт, на кону — судьба Республики. «Я согласен», — сказал он через три минуты и — взялся за дело.

Очевидцы вспоминали о поразительной энергии, с которой Наполеон в считаные часы «распутал хаос» Вандемьера. «Он изумил всех своею активностью, — свидетельствовал капитан, а позднее генерал и барон империи П.Ш. Тьебо, будущий герой битвы при Аустерлице, — казалось, он был вездесущ: только что исчезал в одном месте, как появлялся в другом; изумлял ещё больше краткостью, ясностью и быстротой своих распоряжений, в высшей степени повелительных; наконец, верность его диспозиции сначала поразила, а потом восхитила всех»[350]. Баррас только наблюдал за ним, всецело доверившись его интеллекту.

Положение Конвента в те часы было критическим. По разным данным, роялисты подняли на мятеж от 24 до 40 тыс. человек разной боеспособности (здесь были и вооружённые чем попало обыватели, и батальоны национальной гвардии, и какая-то часть войск парижского гарнизона)[351]. Конвент смог противопоставить им не более 6.5 тыс. «довольно сомнительных» (по точному выражению Д.С. Мережковского) воинов, в помощь которым были даже «выпущены из тюрем самые опасные террористы»[352], т.е. радикальные, якобински настроенные республиканцы, для которых роялизм был самым ненавистным врагом.

Конвент заседал во дворце Тюильри, куда, кстати, переместились к ночи с 12 на 13 вандемьера и Сенат, и правительство, и даже Генеральный штаб. Наполеон первым делом превратил дворец в крепость, перекрыв и взяв под прицел все ходы и подходы к нему, и вооружил поголовно всех 800 депутатов, не исключая самых робких из них, дрожавших от страха только при мысли о том, что с ними будет, если во дворец ворвутся мятежники.

Первоклассный артиллерист, Наполеон, разумеется, сразу понял: судьба Конвента и всей Республики зависит от того, кто раньше и лучше в те роковые часы использует артиллерию. Когда он осведомился, есть ли в распоряжении Конвента артиллерия, ему ответили: «Да, сорок пушек». «Где они?» — спросил Наполеон. Ответ поразил его беспечностью: «В Саблонском лагере, возле Нейи» (т.е. в дальнем предместье Парижа!)[353][354]. Наполеон вызвал к себе надёжного офицера-кавалериста. Перед ним встал навытяжку командир эскадрона, рослый и статный молодой красавец, глаза которого буквально горели отвагой и готовностью к подвигу. То был Иоахим Мюрат — бывший трактирный слуга (половой, по-русски сказать) и будущий маршал Франции, великий герцог Бергский, король Неаполитанский, зять императора Наполеона. В этот день он впервые увидел своего будущего тестя и получил от него первый, сразу ставший историческим, приказ: «Возьмите три сотни лошадей и немедленно отправляйтесь в Саблонский лагерь. Доставьте сюда сорок пушек и заряды к ним. Любой ценой! При необходимости пускайте в ход сабли, но пушки должны быть здесь! Вы за них несёте личную ответственность! Ступайте!»

Мюрат всё сделал, словно играючи, напоказ, с кавалерийским шиком. А ведь он рисковал погубить в одночасье не только свою репутацию перед лицом начальства и собственную жизнь, но и сам Конвент, оставив его без артиллерии. Ему пришлось во главе своего эскадрона конных егерей промчаться — в ночной полутьме под проливным дождём — через весь Париж, опрокидывая и буквально расшвыривая патрули, пытавшиеся задержать его рейд. В Саблонский лагерь он ворвался вслед за колонной мятежников, которые попытались перехватить артиллерию Конвента. В короткой схватке эскадрон Мюрата выбил противника из лагеря, овладел всеми сорока пушками и в 6 часов утра доставил их в Тюильри[355]. Теперь Наполеон знал, что разгром мятежа обеспечен. Он тут же назначил Мюрата своим адъютантом. «С ночи 4 октября 1795 г., — пишет о них А.3. Манфред, — их пути соединились, и надолго — на двадцать лет»[356]. «Звезда Мюрата, — уточняет Ж. Тюлар, — вспыхнула рядом со звездой Бонапарта»[357].

Утром 13 вандемьера (5 октября), когда отряды мятежников стягивались из разных кварталов столицы к Вандомской площади и саду Пале-Рояль для удобной атаки на Тюильри, Наполеон расставлял орудия (следуя своему «вещему ясновидению») в местах, самых удобных для отражения любой атаки. Когда же передовые колонны мятежников, отбросив заградительный отряд Конвента, вступили на улицу Сент-Оноре, с которой можно было идти на штурм Тюильри, Наполеон, предусмотревший такой вариант, выждал, пока они растянутся по довольно узкой улице ближе к церкви Святого Рока. А рядом с церковью стояли его пушки — по три с каждой стороны улицы. Как только мятежники пошли в атаку, Наполеон приказал стрелять в них из трёх орудий картечью. Первые ряды атакующих были сметены артиллерийским огнём, а все остальные бросились врассыпную назад, к Вандомской площади и Пале-Роялю. Другая колонна мятежников попыталась прорваться к Тюильри с набережной Вольтера, но её встретил огонь других орудий, которые и здесь Наполеон заранее приготовил к бою. Кстати, он сам появлялся тогда в самых горячих точках боя, и под ним в очередной раз была убита лошадь. Так, в течение трёх-четырёх часов роялистский мятеж был подавлен[358].

В изгнании на острове Святой Елены Наполеон рассказал своему врачу Барри О'Мира интересные подробности учинённого им расстрела мятежников 13 вандемьера. Вот его рассказ в пересказе врача: «После первых двух залпов я приказал войскам зарядить пушки только порохом, что имело целью напугать мятежников, посчитавших,