Только хорошее - Ольга Остроумова

— Лучше всех!

И никакого другого ответа.

«Душа моя, как море после шквала,

Пришедшего средь бела дня нежданно

Волнуется, бурлит и лижет камни,

Как — будто зверь больной зализывает раны.

Глубинных чувствую подспудное движенье

Из русла выбито подводное течение

Размыты берега, пробиты дамбы

И сквозь туман совсем не видно дали.

Все успокоится, пригладится.

Дремотно Вам будет море вновь нашептывать про что-то

И опытом научен предыдущим,

Надежней дамбу выстроит живущий.»

Говорю:

— Люсь, а вы с мужем себе-то хоть что-нибудь оставили «на черный день»?

— Не волнуйся, все хорошо! Все замечательно!

А у нее нет черных дней! Даже если есть, никогда не скажет, не пожалуется. Люся, сестричка моя средняя — человек для других. И может быть в этом и есть ее самое главное земное предназначение. И уж точно постоянный и абсолютно удивительный урок для меня. Люсе под восемьдесят… Нет. Это не про нее!

Со старшей сестрой — Раей в моем детстве мы виделись не часто. Она уехала в Ленинград, где вместе с мужем закончила Институт Инженеров Водного Транспорта. Потом они работали на реке Лене, а после вернулись на Волгу. Славы, Раеного мужа, уже нет на земле, а их младший сын — сейчас начальник технического пути вместо отца. Раечка хорошо живет — дети, внуки, правнуки. Но был у них с мужем еще один сыночек — Андрюша. Наверное, такие люди как он посылаются на Землю Богом, чтобы мы хоть немножечко поняли, кто такие на самом деле ангелы. Когда моя мама заболела, у нее началось очень тяжелое воспаление тройничного нерва, были жуткие приступы боли, маленький Андрюшка поклялся: «Я стану врачом, чтобы вылечить бабушку!». И он стал врачом. Сначала — нейрохирургом, потом — анестезиологом. Мог сидеть у пациента днями и ночами — вытаскивал с того света. Весь Саратов его обожал и уважал. А умер совсем молодым. Прямо в своем кабинете в больнице. Сердце разорвалось. Всех спасал, а себя не смог.

Брат мой Гера забрал у папы его невероятную рукастость. Он такой — самородок. Все может. Машину разобрать-собрать, что-то построить, починить. Но вот характер у него совсем не папин! Герка — ужасный спорщик. Причем, у меня есть подозрение, что спор — это просто его манера разговаривать. Потому что иногда он в этих спорах доходит до абсурда. И как же ему повезло с женой! Элла просто абсолютно его вторая половина. Она еврейка (что-то в нас, видно, с Геркой есть такое, от чего мы неминуемо тянемся именно к этой национальности) — яркая, живая, громкая. И у них получилась то, что называется, классическая еврейская семья. Замечательная! Так они славно друг с другом ладят.

Я иногда задумываюсь: для чего мы живем? Как у Чехова: «Если бы знать. Если бы знать»… В чем смысл? Зачем мы родились на свет? И в конечном итоге понимаю, что важнее всего — семья. Не работа твоя, не то, что ты сделал для человечества или профессии. А вот — семья. Дети, внуки, даст Бог — и правнуки.

«ВДОВИЙ ПАРОХОД»

Я пришла в театр им. Моссовета прекрасно сознавая, что это означает обязательно стать кому-то соперницей в ролях. У актрисы за тридцать лет уже меньше репертуарный диапазон, а играть хотят все. Значит, ту роль, которая достанется мне, не получит кто-то из сверстниц. Так меня и восприняли в театре поначалу — соперница. Я относилась к этому спокойно, потому что все понимала… И вправду — только пришла, а тут мне бац — главная роль, да еще и у Генриетты Яновской во «Вдовьем пароходе»!

Позже Кама и Гета рассказывали, как они выбирали на Анфису среди других актрис меня:

— Ну вот — Остроумова. Она такая всегда улыбчивая, такая счастливая, успешная, известная! И в кино снимается, и лауреат Государственной премии… В общем — слишком благополучная. А роль — трагическая, как она может ее сыграть?!

Помолчали и Кама говорит:

— Да, но у нее муж еврей…

Конечно, имелось в виду не то, что евреи такие плохие и с одним из них несчастной Остроумовой приходится мучиться, а то, что пятый пункт в паспорте, равно как и государственный антисемитизм, тогда никто еще не отменял…

РЕПЕТИЦИИ — ЛЮБОВЬ МОЯ!

Я не умею рассказать как Гета ставит спектакль. Просто нету таких слов. Она не приходит заранее с готовеньким — так и больше никак — а сама вместе с нами ищет в репетициях, работает на такой правде, которую я ни до, ни после не встречала. Абсолютное счастье! И какая-то совершенно удивительная связь у нас обеих возникла почти сразу. Понимание. А я же новенькая в театре. Все друг друга знают, все смотрят на меня и все разные…

Даже Наташа Тенякова, недавно пришедшая, уже успела сыграть невероятную Гедду Габлер у Гинкаса и чувствовала себя уверенно.

После аристократичной героини Ибсена тут у Теняковой была роль совершенно противоположного плана. Женщина-монтер. Самая простая из всей нашей пятерки. Та, советская баба, которая и шпалы укладывает, и мешки с цементом таскает. У Наташи она была «сочная», подробная.

Элла Бруновская — абсолютная красавица! Она играла королев, герцогинь. А здесь ей Гета предложила такую опереточную артисточку, дурочку. И настолько Яновская была заразительна, так сразу точно рассказывала, показывала, что становилось сладка играть. Даже в голову не приходило сказать: «Ну, Гета, что Вы из меня какую-то идиотку строите?».

За каждой из нас прочитывалась судьба.

Галя Дашевская до «Вдовьего парохода» довольно долго находилась в творческом простое. В молодости была похожа на Симону Синьоре, переиграла все главные роли. А тут ей досталась закомплексованная, строгая, прямолинейная, порой до резонерства героиня — «правда и точка». Вот бывают в жизни слова, которые неожиданно попадают прямо в душу твою. Гета однажды сказала Гале: «Правдивый человек иногда становится убийцей». И так в меня это попало — не для роли, для жизни.

А Галюша Дашевская до сих пор мой очень-очень близкий человек. Чудесная, искренняя, теплая.

Таня Бестаева с очень сложным характером, всегда неожиданная. Может быть вдруг чем-то недовольной, чего-то не принимать. Красивая женщина, знаменитая актриса. Такая — в теле, большая, статная, важная… А во «Вдовьем» ей надо было влезть в какое-то балахонистое платье, валенки. И снова Гета так это донесла, так всею собою объяснила, что никакого протеста это превращение просто не могло вызвать. Потрясающая была сцена, когда Таня рассказывала о ребенке, которого потеряла. Страшное горе —