Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу - Габриэль Педулла

нужное время приказы полководца доходили до солдат и были верно исполнены. Еще меньше говорится на эту тему в «Стратегемах» Фронтина, где, как очевидно из названия, военачальника учат планировать собственную стратегию и предугадывать стратегию противника, а другие аспекты ведения боя полностью игнорируются.

В трактате «О военном искусстве» все по-другому. Макиавелли не отказывается ни от общего взгляда на битву в целом, ни от подробного описания всех фаз столкновения, но в центре его внимания – меньший масштаб. Именно об этом говорится в третьей книге, жемчужине итальянской прозы, в которой мы находим самые изысканные пассажи. Полководец выполняет свои привычные руководящие функции, он всегда на посту, как и простой солдат. Однако Макиавелли впервые обращается к проблеме того, каким образом указания, идущие сверху, могут своевременно и неизменными по смыслу дойти до бойцов. Если уподобить армию единому организму, как часто поступают, говоря о ней, то можно сказать, что Макиавелли в первую очередь интересует нервная система его неоримского легиона, и его труд призван заполнить очевидный пробел в существующей военной теории.

В трактате «О военном искусстве» неоднократно повторяется, что умение маневрировать, то есть быстро и эффективно выполнять указания командиров, даже важнее, чем личная храбрость и полевой опыт солдат. Это радикальное утверждение, и оно многое меняет, но его легко объяснить в контексте военных реформ, проводившихся в Италии в 1490-х годах, когда по всему полуострову начали узнавать о боевых приемах швейцарцев. Большие подразделения пикинеров оставались почти несокрушимыми, если сохраняли строй, и Макиавелли, говоря о бойцах, вооруженных мечами и щитами на римский манер, явно представляет себе швейцарцев, идущих на врага. Ему интересен не воинственный пыл бойцов, а их способность совершать маневры в соответствии с полученными приказами. Бесполезно предугадывать планы противника, изучать поле боя, придумывать оригинальные стратагемы, если армия не умеет правильно выполнять команды. Поэтому новобранцев необходимо своевременно и старательно обучать, чтобы они могли сражаться как единое целое.

Это требование становится основополагающим для многих предложений, высказанных в книге, и прежде всего для мысли о том, насколько важны capodieci (начальники десятков) – командиры низшего звена, которые сперва занимаются обучением новобранцев, а затем руководят ими в схватке. Эти «наследники» римских декурионов – самые опытные солдаты, которые находятся по сторонам каждой шеренги и, словно краеугольный камень, призваны поддерживать пехотинцев с самой незащищенной, а значит, и с самой опасной позиции, ведь у capodieci нет напарника, который мог бы хоть отчасти прикрыть командира справа своим щитом. Точно так же Макиавелли уделяет внимание звуковым и зрительным сигналам, с помощью которых, чтобы избежать недопонимания, подаются команды. Это объясняется все тем же стремлением к идеальному взаимодействию армейских частей. В сражении могут оказаться фатальными любая неопределенность, любая задержка, и чтобы предотвратить подобные несчастья, крайне важно всему обучить новобранцев заранее.

По всей видимости, подобными тревогами обусловлен и еще один новаторский аспект трактата – особое внимание к использованию разнообразных графических средств, позволяющих как можно точнее показать, как следует располагать людей на местности и справляться с различными трудностями военной жизни на марше, на поле боя и в лагере. Здесь Макиавелли помогла «Тактическая теория»[36] – малоизвестный античный военный трактат Элиана Тактика, написанный во II веке, довольно краткий, занявший примерно тридцать страниц в латинском переводе гуманиста Феодора Газы. Перевод вышел в 1487 году в одном сборнике с трудами Фронтина и Вегеция – вероятно, именно там их все и прочел Макиавелли. В XVI столетии труд Элиана обрел широкую известность, однако лишь флорентийский мыслитель в то время сумел осознать его важность. Вместо того чтобы сосредоточиться на стратегическом аспекте – на ведении кампании или на ходе сражения, – Элиан уделяет основное внимание передвижениям отдельных подразделений, призванным обеспечить слаженность всей фаланги. Это, прежде всего, ставит вопрос о численности войск: только в одном случае он изображает на поле боя более двухсот человек, в то время как в большинстве своих схем не выходит за пределы нескольких десятков. Поэтому прозвище «Тактик», по которому автора отличали от римского философа II века Клавдия Элиана, оказывается особенно уместным в двойном значении этого термина – «тактика» как искусство расстановки войск и как противоположность «стратегии» по своим масштабам.

И вновь Макиавелли опережает других, первым обращаясь к трудам греческого автора, лишь недавно опубликованным на Западе, – точно так же он поступил в «Государе» с произведениями Ксенофонта и Геродиана, а в «Рассуждениях» – с книгами Полибия и Дионисия. Ряд ключевых идей, например внимание к офицерам низшего звена, уже присутствуют у Элиана и явно заимствованы из его трактата. Но даже если мы не станем подробно обсуждать различия и сходства обеих книг, достаточно сказать, что Макиавелли, по-видимому, прежде всего почерпнул из «Тактической теории» метод, отдающий предпочтение «микрофизике» войны и привлекающий внимание к самым незначительным аспектам сражения, а не к таким широким вопросам, как передислокация всей армии. Конечно, они тоже рассматриваются по мере необходимости. Как сказал Омар Брэдли, знаменитый американский генерал, «любители говорят о стратегии, профессионалы – о логистике», и очевидно, что Макиавелли намерен говорить о военном искусстве как истинный профессионал.

Реакция современников на единственный трактат Макиавелли, опубликованный в печати, красноречиво свидетельствует о новизне его подхода. Книгу прочли повсеместно, в Испании тут же появился плагиат, а короля Франциска I она вдохновила на реформу французской армии, проведенную в 1534 году. Но в то же время некоторые с подозрением отнеслись к желанию автора контролировать все, даже мельчайшие моменты сражения. Первыми критиками были, вероятно, епископ Ажена и известный писатель Маттео Банделло, который в одной из своих новелл высмеял Макиавелли за неспособность применить его сложные теоретические маневры на практике. В этой новелле кондотьер Джованни делле Банде Нере приглашает флорентийского мыслителя взять под командование реальные войска на реальных учениях: «Тут-то и стало ясно, насколько отличается знаток, в жизни не применявший своих знаний, от того, кто не просто знает, но и занимается, как говорится, черным трудом» (Novels 1.40; 1554). Этот исторический анекдот явно вымышлен и, вероятно, навеян произведением Цицерона «Об ораторе» (2.18.76), где рассказывается о том, как великий карфагенский полководец Ганнибал высмеял перипатетика Формиона, который, не имея реального опыта сражений, осмелился в присутствии военачальника рассуждать о войне. Тем не менее история показательна, поскольку свидетельствует о недоверии, с которым было воспринято особое внимание Макиавелли к новому аспекту войны – тактике. Находились и те, кому стремление упорядочить малейшие аспекты боя казалось просто нелепым. По прошествии нескольких десятилетий другой скептически настроенный военный теоретик, французский ученый Блез де Виженер, напишет в книге «“Военное искусство” Онасандра», изданной посмертно в 1605 году, что все эти схемы и рисунки таили опасность, поскольку позволяли принять столь серьезную вещь, как война, за игру в шахматы.