Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

вследствие чего он вышел в запас и самостоятельно отправился в Монголию. Около года он пробыл во Внешней и Внутренней Монголии, завязал крепкие сношения с ламами и самими монголами, изучил их язык и, пройдя степями и через хребты гор, неожиданно появился в начале лета 1914 г. в г. Благовещенске.

С объявлением войны в 1914 г. барон самостоятельно поехал на театр военных действий и там поступил в 54-й Донской казачий полк. Когда Уссурийская конная дивизия прибыла на фронт, барон перешел на службу в 1-й Нерчинский Е.И.В. Наследника Цесаревича полк Забайкальского казачьего войска и был назначен начальником партизанского отряда. В первые же месяцы войны, почти одновременно с сотником Семеновым, будущим атаманом, оба были награждены за боевые отличия орденом Св. Георгия. Характерно, что барон исчезал из полка, когда его часть уходила в тыл, и вновь появлялся в своем полку, когда он возвращался на позиции.

К концу войны барон и Семенов были переведены в 3-й Верхнеудинский полк своего войска на Кавказский фронт.

После революции оба пробрались на территорию своего войска и вместе приступили в формированию Особого Маньчжурского отряда, во главе которого стал есаул Семенов, на территории Маньчжурии. При продвижении отряда на Читу барон остановился на ст. Даурия, около которой в мирное время стоял большой гарнизон, и укрепился. Впоследствии его отряд развернулся в Отдельную Азиатскую конную дивизию, начальником которой он и стал.

Даурия стала опорным пунктом между Читой и Китаем, и дивизия несла охрану длинного участка железной дороги от ст. Оловянная включительно до ст. Маньчжурия включительно.

В Монголии барон почитался «Земным Богом», в армии и у населения – свирепым или сумасшедшим, а за Забайкальем – легендарным Бароном. В своей дивизии слово «барон» произносилось каким-то таинственным полушепотом, но в среде офицеров он имел прозвище Дедушка – объяснения этому имени я так и не добился, ибо по возрасту он не подходил под это определение.

В казарме, занимаемой штабом дивизии с его личной квартирой, была одна комната, в которой находились все отобранные им от проезжавших через Даурию разных лиц, драпавших за границу, всевозможные драгоценности, а также со складов, в которых было спрятано множество различного имущества, незаконно присвоенного, например меха, сахар, табак и пр.

В эту комнату однажды я был позван бароном по поводу поданного мною рапорта о разрешении вступить в первый законный брак. Я подал этот рапорт, когда был еще помощником командира. Результат нашей беседы, вернее моего рассказа о себе и о невесте, который он заставил меня изложить, превзошел самые смелые надежды: оставив меня одного после моего доклада, он вышел и вернулся с пачкой денег – «подарок на кольца», как он выразился, добавив, что дает мне свой салон-вагон с паровозом для поездки на ст. Маньчжурия и письмо священнику храма «с приказанием» обвенчать нас: была пятница третьей недели Великого поста 1920 г.

В Маньчжурии стоял наш бронепоезд «Казак», к командиру которого, полковнику Москаленко, я обратился со странной, но необходимой просьбой: сделать наряд двух шаферов. На поезде жили жена командира и ее подруга – жена штаб-офицера штаба атамана, и они организовали нам пышную свадьбу на поезде. Барон, всегда отстоящий далеко от дамского общества и избегавший его, в данном случае был тем же дикарем; он только подавал мне советы – то отправить жену в Маньчжурию, где имелась комната для нее, ввиду приближения красных банд к Даурии, или, когда было в окружности все спокойно, привезти ее.

До сих пор я не могу найти ту исключительно добрую причину, которая побудила его отправить меня в тыл под видом командировки к атаману в то время, когда он так нуждался в офицерах, о чем часто мне говорил. По воле Божьей я был освобожден бароном от того кошмара в Монголии, который он несомненно предчувствовал и от которого, остается предположить, он хотел меня избавить, – за что я глубочайше ему благодарен. Мир праху его и вечная память!

В феврале 1921 г. барон выступил на столицу Монголии Ургу с целью с боем взять ее у китайцев для устройства в ней своей постоянной базы для действий в Монголии и для вылазок на Русскую землю. В китайский новый год, в феврале, к звукам хлопушек и к вспышкам фейерверков в честь наступающего нового года, щедро расточаемых китайцами с целью испугать небесного дракона и отогнать его от луны, которую он готов вот-вот пожрать, примешалась пулеметная стрельба и артиллерийский огонь Азиатской конной дивизии. Китайский гарнизон капитулировал, барон вступил в столицу и объявил ее своей базой.

В беспрерывных походах по Монголии для очищения ее как от китайских войск, так и от просочившихся красных банд, собирая и всасывая в свою дивизию все белые отряды, отрядики и отдельные белые партии, выскакивавшие из Сибири от преследования большевиков, барон исколесил Монголию и объединил все находившееся на ее территории белое русское воинство. Двумя колоннами (одна под его командованием, другая – генерала Резухина) он повел наступление на Русскую землю в направлении г. Троицкосавска с целью отрезать Забайкалье от остальной Сибири. Потерпев крупное поражение, барон отступил внутрь Монголии.

Эта первая его неудача поколебала веру в него, вызвав разочарование в целях похода, а главное, до дивизии дошли сведения, что Дальневосточная армия прекратила борьбу на Русской земле и интернировалась в Китай. Переживая очень остро эти события, барон начал проявлять жестокость и разделываться с чинами дивизии хотя и по заслугам, но чрезвычайно свирепо. Расстрелы, сжигание на кострах, сидение в морозы голым на крыше, порка – все это вызвало озлобление, и среди офицеров стал назревать заговор об убийстве своего начальника.

Участилось дезертирство, доходившее до ухода целыми группами, но всех их кончали в степи буряты или монголы, имевшие на этот счет приказ барона – своего живого Будды. Об этом приказе никто из убегавших не знал, и посему, удирая из дивизии, обрекали себя на смертную казнь.

Наконец, «офицерский» заговор назрел: генерал Резухин был убит офицерами единственно за то, что он был лоялен по отношению к барону и являлся его заместителем. Несколько прямых покушений на барона не удались, пока, наконец, его поймали и, связав по рукам и ногам, оставили на дороге, в виду приближавшейся колонны красных. Оставшаяся группа разделилась на две части, которые под командой своих старших начальников вышли в Маньчжурию: одна в Хайлар, другая на линию Южно-Маньчжурской железной дороги. Часть чинов этих групп осталась в Харбине, другая пробралась в Приморье, где еще продолжалась борьба с красными.

Завладев таким ценным призом, как генерал барон Унгерн, красные