Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

итоге кишиневская меценатка сбила юного Щусева с пути священничества, а в качестве поощрения она накупила ему всего, что необходимо художнику, – всевозможные краски, мольберт, холсты, бумагу, кисти, и, когда наступило лето, буквально заставила переехать в Сахарну, где как раз находилось роскошное имение Апостолопуло на самом берегу Днестра. Виды – потрясающие! Только ходи и рисуй. Сфынта Трейме – древний монастырь Святой Троицы постоянно чем-нибудь удивлял. То изобилием павлинов и фазанов, то клумбами и фонтанчиками, то водопадом, низвергающимся в овраг Яма Цыгана, то живописными пещерами монахов, изрывшими всю гору так, что казалось странным, почему она до сих пор не рухнула, ведь в ней находился целый подземный город, настоящий муравейник.

Настоятель монастыря игумен Иринарх с любопытством взирал на художества Алексея:

– Зело недурно рисуете, юноша. Не желаете ли пойти к нам в обитель? Нам такой монах-художник пригодился бы.

Рассказывая теперь об этом руководителям страны, Алексей Викторович осторожно поглядывал, не слишком ли разболтался. Но вроде ничего, слушают с любопытством.

– То есть попы так и ставили перед вами свои ловушки! – улыбнулся Сталин. Загорелый, добродушный, подтянутый. Он выглядел гораздо лучше, чем когда Алексей Викторович видел его раньше.

– Вот-вот, – кивнул Щусев. – Но я, как тот колобок, и от бабушки ушел, и от батюшек ушел.

– А в итоге большевистская рыжая лиса вас слопала! – ехидно сказала Надежда Сергеевна. – И как же все получилось?

– Однажды Апостолопуло спросил меня, как лучше перестроить флигель, а я сказал: «Никак. Его вообще не нужно перестраивать. Совершенно бесполезно. Нет, не нужно. Никакой перестройки. А просто снести, да и все. А на его месте построить, допустим, каменную сторожку. Да, именно сторожку. Охотничий домик. Я даже вижу, каким он должен быть. Хотите, нарисую?»

И за один вечер Щусев нарисовал внешний вид и план охотничьего домика. Апостолопуло понравилось:

– Да вы не только живописец, но и архитектор.

– Да, мне нравится архитектура. Может быть, даже больше, чем просто живопись. Архитектура – это каменная живопись.

И Николай Кириллович предложил ему осуществить проект. Для строительства пригласили артель каменщиков. Поначалу рабочие удивлялись, что ими назначили руководить какого-то молокососа, фыркали, пытались всюду спорить, но постепенно смирились. Особенно когда Апостолопуло строго заявил:

– Вам не нравятся условия контракта? Мы можем другую артель нанять, менее ретивую. Молчим? Стало быть, условия нравятся и можно продолжать работу. Я правильно понимаю?

– Пра-а-авильно…

– Тогда больше глупых вопросов Алексею Викторовичу не задавать, а самого Алексея Викторовича звать не «Эй, паря», а Алексеем Викторовичем. Надеюсь, это тоже нетрудно запомнить. Алексей Викторович – это я. Итак, продолжим укладку фундамента в соответствии с проектом архитектора Щусева. Алексея Викторовича. Если же мне понадобится о чем-то спросить вашего совета, я спрошу.

– Вот это по-нашему, – вставил свое слово Каганович. – Выпьем за такую постановку дела!

Выпили. Сталин спросил:

– А может, нам и с Москвой так поступить, как с тем флигелем? Не перестраивать, а построить заново? Некоторые товарищи такое предлагают.

– Ни в коем случае, Иосиф Виссарионович! – возмутился Щусев. – Вы ведь знаете о моем плане реконструкции Москвы с сохранением центра и возведением новых районов вокруг него.

– Знаю, – закурил трубку Сталин и хитро сощурился. – Вы и наше правительство намерены выселить из Кремля на северо-восток Москвы. Предложение спорное, но интересное. Мы тут постепенно начинаем подготовку к плану реконструкции Москвы. Скоро у нас появится достаточно средств для его осуществления. Вот вас снова и подключим. Так что же, построили вы охотничий домик тому буржую?

– Построил. Я сложил его из бутового камня и молдавского ракушечника котельца. Одноэтажный фахверк с высокой крышей, покрытой темно-зеленой черепицей. Казалось бы, не Бог весть что, но вполне изящно. Вот таким было мое первое архитектурное сооружение.

– Да уж, Мавзолей Ленина – это тебе не охотничий домик! – сказал Сталин.

Внимание обедающих перешло от Алексея Викторовича к другим участникам торжества. Но Надежде Сергеевне хотелось продолжить разговор со Щусевыми:

– Скажите, а как и когда вы познакомились?

– Ровно сорок лет назад, – с гордой улыбкой ответила Мария Викентьевна.

– Вот как! А наш роман с Иосифом – ровесник революции. Ему не трудно помнить, сколько лет мы вместе. Сколько же вам было лет, когда вы познакомились?

– Мне – двенадцать, ему – семнадцать.

– Я подружился с ее братом Мишей Карчевским, мы учились в одном классе. У него в доме часто проводились музыкальные вечера. Там-то я и повстречал мою благоверную Маню.

Старшая сестра Миши была замужем за профессиональным пианистом, старший сводный брат Василий поступил в Петербургскую консерваторию, учился у знаменитых виолончелистов и композиторов Александра Вержбиловича и Карла Давыдова, создателя русской школы виолончели. Закончив консерваторию, Василий приехал в Кишинев, преподавал, выступал с лекциями и виолончельными концертами, носился с идеей создания собственной музыкальной школы. К Карчевским начали ходить пианист Богардт, скрипач Каховский, директор музыкального училища Ребиков, импровизатор-пианист Буслов. Музыкальные вечера стали известными на всю округу. И вот сюда теперь затесался молодой Щусев со своей гитарой. Миша говорил:

Мария Викентьевна Карчевская

[Из открытых источников]

– Зачем тебе твой Ах? Тебе прямая дорога – в консерваторию.

Ахом он сокращенно называл Академию художеств. Все дразнил Щусева: «Ох да ах, хочу я в Ах!» И вот у Карчевских он однажды увидел это чудо… Машу – младшую Мишину сестру. То есть он и раньше ее видел, но как-то не замечал, девочка и девочка, каких много. Но теперь двенадцатилетняя Маша вдруг расцвела, стала красавицей, и он не то чтобы влюбился, но как-то впустил ее образ к себе в душу. А когда приходил в гости, распушал хвост, всеми силами пытаясь показать девушке, что не лыком шит. Спорил с другими, чтобы она слышала, какой он умный. Один там говорил:

– Гитара – это хорошо, но заметьте, в симфоническом оркестре ей не нашлось места. Струнных много, но все только смычковые, ну еще арфа. Есть ударные, есть духовые инструменты. Но где же, позвольте, гитара? Ее нету. А царем зверей в симфоническом оркестре выступает его величество фортепьяно.

– А вот Николай Петрович Макаров доказывает, что будущее не за фортепьяно, а за гитарой, – воодушевленно спорил Алексей. – Он вообще клавишные приравнивал к ударным.

– Это тот, который романы писал под псевдонимом Трехзвездочкин? – смеялся Каховский. – Позвольте, но это не серьезно. Макаров всю жизнь завидовал Шопену, который в молодости в Варшаве увел у него красотку. Вот и писал потом, что Шопен барабанит по клавишам.

Но Алексей брал гитару и играл сочинения Макарова и других композиторов. Играл как можно лучше, чтобы понравиться Маше.

– Я не сразу, но