Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

и тех-то, а вы с кем-нибудь повидались, может быть… может быть… слышали что-нибудь интересное? Я прочел уж 40 газет, может быть… может быть… вы вычитали что-нибудь новенькое из английских?» А юнец сидит развалясь и курит с глупым видом. Сенатор предлагает ему делать переводы с английского, я сделал ему тоже одно предложение. Но нет, жирный юноша только уписывает обеды за нашим столом. А сенатор все свое поет: «Стыдно в наше время ничего не делать для родины, а вы вечером спрашиваете себя, что сделали за день для нее?» У юноши все тот же глупый вид. Наконец он исчез и не только из нашей компании. Он бежал от Сенатора в Рагузу[44].

Но зато самому Сенатору жестоко попадало от доктора Клисича. Как начнет эта горячая голова разводить свои теории, так Сенатор и подожмет хвост и обижается, а доктор орет: «Бюрократия задушила Россию, сама сгнила, а за ней и все остальное. Безумные, продажные чиновники всему виной; вон в Одесском университете 75 % жидов. Неужели Россия должна тратить свои деньги на образование этих паразитов? А кто пустил их туда? Ведь существуют для этого определенные нормы, а какая это норма – 75 %?» Бедный Сенатор ежится – жиды его больное место. Благодаря им ему пришлось покинуть Одесское попечительство. Он взялся, было, воевать с ними, да не осилил, и получил звание Сенатора.

Беда его вся в том, что хоть он и бюрократ, но честный человек и никогда взяток не брал. А какие случаи были! За время его попечительства в округе было выстроено много тысяч школ и от него зависела отдача подрядов – необозримое поле для взяточничества. Взятки же давались просто. Узнает подрядчик, где у такой персоны текущий счет, идет в банк и вносит на счет крупную сумму. И шито и крыто, и все кончено. С ним так было нельзя. Дворянство какой-то губернии поручило ему выстроить громадное здание для образовательных целей, ассигновав на это дело 600 000 руб. Дело было кончено, и составлен самый точный отчет. «Являюсь в собрание и собираюсь делать доклад, а мне кричат: какой там отчет, и так верим. Если я плохо сделал, вы должны меня осудить, а если хорошо – похвалить. Я хочу получить свое. Ну, делать нечего, выслушали и похвалили».

Появившись в Белграде, он вдруг исчез. Застать дома его было невозможно. Мы сходились с ним только в ресторане «Павон»: «Лондон» из-за [его] неимоверной грязи был покинут. Где он бывал, разобрать было трудно, но постепенно это стало выясняться. Он знакомился с учительским персоналом, профессорами, митрополитами, добрался и до министра народного просвещения, и через месяц добился уроков в духовной семинарии по русскому языку, и стал получать 450 динаров в месяц. Жалование ничтожное, но он уж зацепился. Наш доктор Клисич, еле получивший звание врача, разом получил место в городской больнице с окладом в 850.

Но Сенатор не унывал, на первое время было у него с собой несколько тысяч, а там видно будет. Он расчетлив и мелочен в расчетах до противности. В дороге, а потом и в Белграде бывали у нас общие расходы и самые мелочные, но он вычисляет все с самым серьезным видом и настаивает, чтобы деньги были с него получены. Черта очень почтенная, но так как это повторялось при всяких удобных и неудобных случаях, то меня это сильно раздражало, и я начинал его дразнить, придавая голосу его интонацию и повелительно заявлял: «Вы должны мне полторы короны[45] за хлеб и второй день не отдаете». Но не дай бог, если он затратит своих пять-шесть корон, он не даст с ними прохода и при всем честном народе в ресторане он вдруг выпалит: «Михаил Васильевич, вы должны мне шесть корон». Михаил Васильевич равнодушно вынимает деньги, не спрашивая, за что, и отдает, в то время, когда Сенатор должен ему шесть динаров. Дома Михаил Васильевич напоминает ему об этом. «А почему же вы не получили их в ресторане?» – говорит удивленно Сенатор. «Просто потому, что считал это место неудобным для наших домашних дел». Но таким образом его пронять было нельзя, в следующий раз повторялось то же.

К Михаилу Васильевичу относился он с величайшим почтением, слушался и слушал его как оракула, только не мог помириться с его широкой натурой и разбросанными бумагами. «Да, – говорит, – очень талантлив, исключительно умный человек, но неаккуратен, все разбросано, ничего разом не найдет, однако меня подчинил». Да, как видно, без подчинения кому-нибудь он существовать не мог. Это настоящая душа чиновника, над которой всегда кто-нибудь да есть. Он был в самых лучших отношениях с Кассо́[46], с поразительной пунктуальностью и неуклонностью исполнял все его предуказания, благодаря чему и шел в гору. Так и всю жизнь прожил, неукоснительно исполняя приказание начальства.

Пожалуй, я и наскучил с ним. Приехав в Белград, мы скоро перешли в ресторан «Павон». Обедали и ужинали там. Приходилось во всякую погоду совершать туда четыре конца ежедневно, погода же была дождливая, и было это не особенно приятно, но иначе устроиться мы не могли, так как в санатории Генича цены были очень дорогие. Как только мы устроили свою резиденцию у «Павона», так туда стали сходиться русские, и цены сейчас же поднялись. К нам стал приходить Кишинский и генерал Добровольский[47] из Одессы. Он прибыл через Румынию раньше нашего и по дороге со своей группой попал в неприятную историю. На границе Сербии их арестовали как большевиков, несмотря на то, что они пробирались вместе с сербскими офицерами, спасавшимися тоже из Одессы. Каким-то образом об этом происшествии узнал доктор Клисич; он бросился в парламент и поднял страшную бучу среди ему знакомых депутатов, оттуда бросился к наследнику престола, добрался до министра Двора, нашумел там. Не успокоившись, на следующий день опять явился в парламент, но там уж было созвано экстренное заседание. В парламенте к нему подходит незнакомый человек и требует, чтобы он шел с ним. Почуяв недоброе, Клисич упирается, боясь ареста, но тут подвертывается знакомый депутат, которому он говорит, что если через час он не вернется, значит, его «схапсили»[48] и тогда пусть его выручают. После этого он спокойно следует за приглашавшим его человеком. Его привели к начальнику полиции, который делает ему допрос. Клисич ему отвечает, но и добавляет: «Не вздумайте меня арестовать, за мной весь парламент, я устрою вам такой скандал, что будете помнить». Допрос окончен, и свидание заканчивается тем, что начальник полиции говорит: «Зачем было поднимать такой шум – и