Артём Сергеев - Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

Зрителями были все домашние, ребятишки и родственники, в том числе отец Василия. Я читал текст, а Василий сзади за экраном показывал эти фигурки. Отец его очень смеялся, ему понрави­лось, он комментировал эту сказку.

Вообще Сталин никогда ничего плохого не го­ворил о религии, никогда ни одного камушка в сторону религии не бросил, а здесь говорил о жад­ности и скупости этого попа и о силе и ловкости Балды. И сказал, что за жадность наказывают, а за смелость и труд полагается награда.

Е. Г.: Велись ли дома разговоры о религии? Ка­ким было отношение Сталина к религии: может, Пасху отмечали?

А. С.: Нет, ни Пасхи, ни других религиозных праздников дома не отмечали, не видел. А выра­жения с упоминанием Бога дома употреблялись. «Слава Богу», «Не дай Бог», «Прости, Господи», например, и Сталин сам нередко говорил. Я вооб­ще не слышал от Сталина ни одного плохого слова в адрес церкви и веры. Помню такой случай году в 1931-м или 32-м. Напротив школы, где учился Василий, в 2-м Обыденском переулке, был храм. Как-то, когда там шла служба, мальчишки возле церкви пробовали стрелять из пугача. Василий в этом участия не принимал, а рассказывал отцу об этом случае. Отец спрашивает: «Зачем они это де­лали? Они же, молящиеся, вам учиться не мешают. Почему же вы им мешаете молиться? » Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень, ведь это твоя мама. Сталин говорит: «Она тоже молится». Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому что она, может, знает то, чего ты не знаешь».

Е. Г.: А Василий у бабушки, матери Иосифа Виссарионовича, гостил?

А. С.: Да. Василий и Светлана в 1935 году ездили в Тбилиси к бабушке — Екатерине Георгиевне Джугашвили.

Сам Сталин хорошо знал вопросы религии, книг у него было немало, в том числе по вопро­сам и истории религии. И сам он писал важные работы на эту тему. Например, в статье «Про­тив разрушения храмов» он говорит, что хра­мы — это памятники культуры нашей Родины. И разрушать их — значит разрушать культуру. В статье «О запрещении преследования за ве­ру» он говорит о необходимости прекратить преследования людей за веру.

Е. Г.: На похоронах Сталина были служители церкви?

А. С.: Я был на похоронах Сталина «от и до», и среди людей, пришедших с ним попрощаться, было немало церковных служителей. Они в своих одеяниях проходили мимо гроба и крестились. Крестились, проходя мимо гроба, и простые люди.

Но мы говорили о подарках детям. Когда Светлане исполнялось семь лет, Надежды Сер­геевны уже не было. Собрались дома родные и некоторые дети. Родственник Екатерины Семеновны[15], Сванидзе Александр Семенович, был торгпредом в Германии. Он принес Светлане за­граничные немецкие подарки, в том числе кукол. Отец Светланы очень возмутился, сказал: «Что ты привез?! Зачем это? Надо свои игруш­ки производить и покупать, на чужих игрушках не надо воспитывать детей». Велел ему забрать эти игрушки и уходить.

Еще как-то на нашем с Василием дне рожде­ния (я уже говорил, что нам его отмечали в один день) в Зубалово собрались родственники и дети. Сын Сванидзе, которого звали Джоник (ему лет десять было), очень много говорил о вещах, со­всем не свойственных его возрасту: долго и нудно под управлением своей мамаши Марии Анисимовны рассказывал что-то об астрономии. Слушать надоело. Однако Сталин его не перебивал. А если он не перебивал, то и другие тоже. Но в паузе отец Светланы спросил: «Джоник, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь? » Тот тут же ответил: «Я буду астрономом». А Сталин со скрытым юмором сказал: «Это хорошо. Пищу надо уметь готовить, гастрономом быть очень хорошо. Лю­дей надо вкусно кормить».

Мама Джоника, Марья Анисимовна: «Что Вы, что Вы, Иосиф, он хочет быть астрономом. Звезды изучать». А Сталин, словно не слыша, расхвали­вал гастрономическую профессию, затем посо­ветовал Джонику: «Ты это нашему дорогому Анастасу Ивановичу Микояну скажи, он этим вопро­сом — пищевой промышленностью — серьезно занимается». Мама Джоника опять: «Да нет, он астрономией хочет заниматься, звезды изучать». Сталин продолжил: «Да, в океане есть морские звезды, их надо уметь ловить и хорошо готовить». Тогда до мамаши дошло, и тирада об астрономии прекратилась, слава Богу. Когда они ушли, отец Светланы говорит: «Вот граммофон! Его завели, и он так долго играет!»

Е. Г.: А дни рождения самого Сталина дома как отмечались?

А. С.: Все проходило обыденно, без торжественности. К этой обыденности что-то добавлялось, какая-то деталь, краска, и разговоры были не­сколько иные. Но ничего особенного. И потому в памяти не сохранилось чего-то яркого — рядовой день. Много пели обычно. Под пластинки в том числе. Кроме народной музыки были пластинки Лещенко и Вертинского, как я уже говорил, под них пели. Однажды кто-то критично отозвался о песнях Вертинского. Мол, зачем он нам нужен? Уехал, поёт какие-то грустные непонятные песни. Это не наше, ни рабочим, ни крестьянам это не нужно.

На что Сталин ответил: «В России есть не только пролетарии и буржуи. Есть и другие, их много».

Даже в 1934 году, когда Сталину 55 лет исполнялось, не было особых приготовлений, не чувствовалось организованного праздника. Просто в Волынском собралось побольше людей. Были родственники, Лакоба. Много смеялись, пели, не­много плясали. Там для пляски места не было, чтобы разойтись вовсю.

Е. Г.: А Сталин сам танцевал?

А. С.: Приплясывал немножко. Но чтобы в три колена — нет.

Был, как всегда, Буденный. Он играл на гармошке или баяне. Жданов играл на рояле. После того, как он стал приезжать, на даче поставили ма­ленький кабинетный рояль красного дерева. Он и сейчас там стоит. Песни пели и кавказские, но главным образом пели наши народные, русские песни — «Коробейники», «На Муромской дороге», песню ямщика. Танцевали тоже кавказские и русские народные танцы. Кстати, говорят, что «Сулико» была любимой песней Сталина. А вот «Сулико» я там ни разу не слышал.

Е. Г.: На празднествах Сталин якобы позволял себе ухаживать за женами соратников.

А. С.: Он был за столом очень общительным, живо вёл застолья. Тосты все время произносил деловые или с подвохом в чей-то адрес, с иронией иногда. Но чтобы было заметно какое-то особен­ное ухаживание за кем-то — я этого не видел и не чувствовал.