Троцкий: Жизнь революционера - Джошуа Рубенштейн

пор, как умер Ленин» (Since Lenin Died), стала одним из первых описаний борьбы за власть и циничных нападок на репутацию Троцкого, дав беспристрастную оценку отсутствию у Троцкого способности «собирать вокруг себя людей». По просьбе Троцкого Истмен включил в текст и выдержки из завещания Ленина, надеясь привлечь к нему внимание мирового коммунистического движения. Но вскоре Троцкий отмежевался от книги Истмена под давлением Политбюро, заявив, что завещание – подделка. Он в очередной раз предпочел подчиниться и согласиться на унизительную публичную ложь, вместо того чтобы воспользоваться очевидным шансом.

Ради победы над Троцким Сталин обращался и к антисемитским предрассудкам. В 1917 г. Троцкий опасался, что враги революции используют его происхождение для дискредитации большевиков. Но он никак не мог предвидеть того, как «Бронштейном» воспользуется Сталин. В марте 1926 г. Троцкий узнал, что партийные бюрократы пытаются очернить его с помощью антисемитских сплетен. В надежде, что в дело вмешается Бухарин, Троцкий обратился к нему с письмом, где рассказал о ведущейся против него «полу-закулисной борьбе со всяческими выходками и намеками», которая создавала впечатление, что «в Политбюро бузят жиды». Но рядовые коммунисты боялись сообщать в партийные органы о черносотенной агитации, «считая, что их, а не черносотенца выгонят». «Верно ли, – задавал Троцкий вопрос Бухарину, – возможно ли, что в нашей партии, в Москве, в рабочей ячейке, безнаказанно ведется гнусная клеветническая, с одной стороны, антисемитская, с другой, пропаганда?» Записка Троцкого хорошо передает его наивное изумление. Революция триумфально победила, самодержавие вместе с его предрассудками сброшено, но Троцкий так и не смог избавиться от клейма еврея. Что бы Бухарин ни думал об обращении Троцкого, он не стал ему отвечать.

Тем временем Сталин по-прежнему давил на Троцкого, мешая ему собирать вокруг себя своих сторонников. Приступы высокой температуры тоже продолжались. Весной 1926 г. Политбюро обсуждало вопрос о разрешении Троцкому выехать на лечение в Берлин. И партийное руководство, и органы безопасности высказались против, опасаясь либо нападения на Троцкого, либо попытки с его стороны сплотить противников Сталина в Европе. Мысль о принудительной высылке его из страны «тогда еще не осеняла полицейской головы Сталина», как писал Троцкий в «Моей жизни». Политбюро оставило вопрос на усмотрение Троцкого; посоветовавшись с друзьями, он выехал в Берлин вдвоем с женой, путешествуя по поддельным дипломатическим паспортам на имя некого украинского чиновника. Но лечение в Германии оказалось бесполезным. По настоянию хирурга Троцкий перенес операцию по удалению миндалин, которую он вспоминал как весьма неприятную процедуру: «лежа неподвижно на спине», ему приходилось «захлебываться собственной кровью». Но температура вновь то и дело подскакивала. Пока Троцкий восстанавливался после операции, полицейские сообщили ему о якобы готовившемся немецкими монархистами покушении. Клиника была оцеплена, и Троцкий был вынужден искать убежища в советском посольстве. Полиция так и не предоставила никаких доказательств своего заявления, и вскоре он покинул Берлин, гадая, существовал ли такой заговор на самом деле.

Звезда Троцкого уже закатилась, и теперь Сталин выталкивал на обочину Каменева и Зиновьева. География их влияния не могла перевесить сталинского могущества. К середине весны 1926 г. ни Каменев в Москве, ни Зиновьев в Ленинграде уже не занимали руководящих постов. Вскоре и тот и другой также расстались со своими позициями в Политбюро. Решившись, наконец, выступить против Сталина, они сформировали новый союз с Троцким – Объединенную оппозицию – в надежде подорвать положение генерального секретаря внутри партии.

События за рубежом подарили им неожиданный шанс. В мае 1926 г. в знак солидарности с бастующими шахтерами в Великобритании началась всеобщая стачка. Сталин и Политбюро высказались в поддержку Совета британских профсоюзов, что означало, что местная коммунистическая партия и ее сторонники также заняли такую позицию. Но Совет, напуганный эффективностью всеобщей стачки, через девять дней после ее начала призвал прекратить бастовать, так и не добившись сколько-нибудь существенных уступок со стороны владельцев шахт или правительства. Таким образом, для левого фланга стачка обернулась обескураживающей неудачей. Троцкий и Объединенная оппозиция обвинили Сталина в некомпетентном руководстве: поддержав чрезмерно склонных к компромиссу профсоюзных лидеров, Политбюро упустило хороший шанс добиться революционных перемен.

Еще один кризис разразился в 1926 и 1927 гг., когда Сталин осуществлял сложный политический маневр. После того как надежды на революцию в Европе растаяли, Кремль увидел возможность для революционного подъема в Азии. Господствующая в Китае партия националистов Гоминьдан под руководством Чан Кайши была не против альянса с гораздо более малочисленным и слабым коммунистическим движением. Сталин полагал, что Чан Кайши не станет атаковать своих коммунистических союзников. Он рекомендовал им объединить силы с националистами, будучи твердо уверенным в том, что позднее им удастся подорвать лидирующие позиции Чан Кайши внутри Гоминьдана. Троцкий, напротив, полагал, что коммунистам лучше оставаться независимыми от буржуазного политического движения – позиция, напоминавшая его критическое отношение к политике Кремля во время всеобщей стачки в Великобритании. Его обеспокоенность положением в Китае оказалась оправданной. Столкнувшись в апреле 1927 г. с попыткой своих союзников-коммунистов и руководимых ими рабочих взять под контроль Шанхай, превосходящие силы Чан Кайши вмешались и нанесли конкурентам сокрушительное поражение, закончившееся масштабной резней (Андре Мальро увековечил эти события в романе «Удел человеческий»). Несмотря на это, Кремль рекомендовал Коммунистической партии Китая оставаться в рядах Гоминьдана. Выяснилось, что внешняя политика Сталина смертоносна для других революционеров. Троцкий, всегда искавший возможности разоблачить некомпетентность Сталина и катастрофические результаты его курса, на этот раз не промолчал: он рассылал письма и прибегал к иным способам поднять этот вопрос в партии и Коминтерне. Однако теперь его сторонники уже вынуждены были ограничиваться проведением неформальных митингов на заводах, в частных квартирах и студенческих общежитиях. Возможно, Троцкий даже задумывался о создании новой, отдельной партии, которая могла бы соперничать со сталинской. Но все эти потуги ни к чему не привели.

Объединенная оппозиция продолжала пытаться подорвать позиции Сталина. Одной из ее инициатив стала попытка добиться публикации завещания Ленина в Советском Союзе. Когда это не удалось, именно Объединенная оппозиция (без сомнения, с согласия Троцкого) переправила полный текст завещания на Запад. 18 октября 1926 г. Макс Истмен первым опубликовал его в The New York Times. Не прошло и нескольких дней, как Сталин перешел в контрнаступление. Он заклеймил Объединенную оппозицию как «социал-демократический уклон» и потребовал от ее лидеров отречься от своих взглядов. Троцкого запугать не удалось. В присутствии членов Центрального комитета он осудил Сталина как «могильщика революции». В смятении и ярости Сталин покинул зал. На следующее утро Центральный комитет проголосовал за исключение Троцкого из состава Политбюро. Его друзья не скрывали своих опасений. Юрий Пятаков воскликнул: «Сталин никогда не простит ни его, ни его внуков и правнуков!» Это было пророческим предостережением, но в тот момент ни Троцкий, ни его жена не восприняли его всерьез.

К осени 1927 г. Троцкий, Каменев и Зиновьев вместе с сотнями своих сторонников оказались исключены из партии (по словам Троцкого, в 1927 г. Надежда Крупская сказала группе оппозиционеров, что, если бы Ленин был жив, он уже сидел бы в сталинской тюрьме). В том же году режиссер Сергей Эйзенштейн вывел карикатурный образ Троцкого в знаковом фильме о революции под названием «Октябрь». Он изобразил Троцкого изнеженным интеллектуалом, который мало влиял на разворачивавшиеся вокруг него события. Униженные Каменев и Зиновьев не могли дальше оставаться вне партии. Они отреклись от своих взглядов, умоляя Сталина восстановить их членство, и он удовлетворил их просьбу. Троцкого заставили освободить занимаемую им кремлевскую квартиру, но у Сталина было припасено для него еще более радикальное средство: высылка из Москвы в Среднюю Азию[33].

Троцкий и его семья так легко не сдались. Один из его сторонников, писатель и революционер Виктор Серж, навестил Троцкого накануне высылки:

Товарищи днем и ночью следили за улицей и домом, сами находясь под наблюдением агентов ГПУ… Старик [Троцкий] принял меня в маленькой комнате окнами во двор, где стояла лишь английская кровать и стол… В куртке с сильно потертой подкладкой, бодрый и высокий, с пышной, почти совсем седой шевелюрой и нездоровым цветом лица, он, как зверь в клетке, маялся беспокойной энергией. В соседней комнате снимали копии с посланий, только что им продиктованных; в столовой принимали товарищей со всех уголков страны, с которыми он торопливо разговаривал в перерывах между телефонными звонками.