Святые русской Фиваиды - Максим Александрович Гуреев

традиции преподобного Сергия Радонежского и Святой Афонской горы, устав Кирилла Белозерского и аскетическое делание Александра Куштского.

Как известно, в церковном календаре существуют дни памяти нескольких святых, которые подвизались в одной местности или в одном монастыре – такие дни называются Собором святых (Собор Вологодских святых, Собор Троицких святых, Собор Соловецких святых, Собор Белозерских святых), притом что у каждого святого подвижника есть свой отдельный день прославления.

Собор Спасокаменских святых следует рассматривать не только как календарную дату с установленным чинопоследованием, но и как некое мистическое пространство сосредоточения духовных трудов, как место скрещения монашеских и пастырских судеб, традиций, связанных общей историей. В Собор этот входят преподобные Александр Куштский, Евфимий Сянжемский, Дионисий Глушицкий, Пахомий Великолукский, Василий Блаженный Спасо-Каменский, Петр-чудотворец, преподобные Иоасаф Спасокубенский и Кассиан игумен-чудотворец.

К сожалению, катастрофические пожары 1476, 1774 и 1925 годов нанесли древлехранилищу Спасо-Каменного монастыря невосполнимый ущерб; архив обители, летописные сборники, собрание житий местночтимых святых были уничтожены почти полностью. Например, о святом Петре-чудотворце в «Словаре историческом и русских святых» сказано буквально следующее: «Петр жил около начала XV века; обстоятельства жизни его неизвестны, ибо пожар, бывший в 1472 году, истребил монастырские архивы».

До нас, увы, дошли лишь разрозненные списки, которые, по словам митрополита Макария (Булгакова), «очень кратки и отрывочны», а позднейшие переложения жизнеописаний Спасокаменских старцев добавляют неточностей и без того не вполне документальным свидетельствам. Однако все же попробуем составить своеобразную галерею портретов насельников Спасо-Преображенского Каменского монастыря на Кубенском озере, исходя из той информации, которой мы располагаем.

Итак, преподобный Кассиан. Читаем у отца Иоанна Верюжского: «Приняв пострижение на Каменном, он в молодости, для лучшего изучения иноческой жизни, путешествовал по монастырям, славившимся строгостью уставов, благочестием и подвигами иноков и, подобно пчеле, отовсюду извлекал полезное для своей души. С этою целью еще при жизни пр. Кирилла прибыв на Белоозеро, он долго оставался в его монастыре и с таким усердием старался во всем подражать великому наставнику Кириллу, что впоследствии избран был братией в игумена». Произошло это в 1445 году. На рубеже 40-х—50-х годов XV столетия Кассиан дважды посетил Царьград «по делам церковным», а по возвращении был назначен игуменом Спасо-Каменного монастыря. Как сказано в житии старца, «несмотря на свои преклонные лета, изнуренное трудами и путешествиями здоровье, не предался покою и отдохновению; но показывая собою пример братии, с жаром юности, с неутомимою ревностью принялся за управление многолюдною обителью». Скончался он около 1463 года.

В 1452 году преподобный постриг в монашество князя Андрея Дмитриевича Вологодского (в монашестве Иоасафа). Казалось бы, событие нередкое для православной обители, но цитата из «Исторических сказаний о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии…» свидетельствует об обратном: «Всех более прославил Каменный монастырь подвижник юноша, скончавшийся вмале и “исполнивши лета долга”… (умер в возрасте 28 лет. – М. Г.) пр. Иоасаф Каменский, знаменитый по своему высокому происхождению и еще более славный по высоте своих добродетелей и равно-ангельской жизни. Только пять лет продолжались его иноческие подвиги, да и вся его жизнь была так непродолжительна, что он не достиг даже зрелости возраста; за то вся она была прекрасна и исполнена добродетелей и совершенств духовных».

Андрей Дмитриевич происходил из семьи князя Дмитрия Васильевича Заозерского и княгини Марии, которым принадлежали земли на северо-восточной оконечности Кубенского озера близ устья рек Кубены и Кушты. Еще в юности он осиротел. Впав в немилость великого князя Василия Темного, Андрей «решился удалиться из миpa и посвятить себя иноческой жизни, – неподалеку от места его жительства были уже монастыри Глушицкий и Куштский, построенные при содействии его родителей и на земле им принадлежавшей. Но лучшим убежищем для молодого князя, желавшего порвать все связи с миром, представлялся древний Спасокаменный монастырь, отделенный от миpa волнами бурного озера и славившийся строгостью устава и добродетельною жизнью своего игумена Кассиана, старца опытного и прозорливого» (о. Иоанн Верюжский). Это произошло в 1452 году.

Появление князя Андрея Дмитриевича на Каменном острове вызвало недоумение у братии и страх у преподобного Кассиана. На просьбу молодого человека о пострижении сначала он ответил уклончиво. Читаем в житии Иоасафа: «молодость просителя, воспитанного в неге и роскоши, его высокое происхождение, а особенно отношение великого князя московского к князьям заозерским навевали думы на душу игумена и приводили в сомнение осторожного старца, опасавшегося, как бы за принятие в свой монастырь опального князя, самому не подвергнуться гневу Темного и не лишиться его благоволения».

Как мы видим, история, происшедшая в 1408 году на берегу Бородавского озера, в монастыре преподобного Ферапонта Белозерского повторилась. Выбор между душевным произволением и державной волей решается в пользу последней. Кассиан отказывает Андрею – более того, он рисует перед молодым князем неприглядные картины «худого и убогого» монашества: «Чадо, узкий путь иноческого жития, о нем же ты ныне просиши, да явит тебе – изнурение чрева, стояние всенощное, мера в питии воды, недостаток хлеба, насмешки и поругания, отсечение своей воли и безропотное перенесение несправедливых и наглых оскорблений и обид».

Но Андрей Дмитриевич, «как бы угадывая опасения старца, сказал ему в ответ: “отче, что напрасно смущаешься? Ничто не поколеблет моего намерения и не изменить моей решимости посвятить себя иноческой жизни. Не от других принимать услуги, а служить другим и нести крест свой по следам Господа желаю я”», – пишет отец Иоанн Верюжский.

Иными словами, молодой человек взял ответственность за собственное пострижения на себя. Его слова следует понимать так – не здесь, так в любой другой обители он примет постриг, потому как решение это является окончательным, ибо исходит из самого его сердца. Далее читаем в житии Иоасафа: «Тогда игумен, видя искреннее и твердое желание юноши, склонился на его просьбу и в свою очередь начал увещевать его, чтобы, раз принявши на себя иго Христово, он не поколебался бы потом мыслями о мирском величии и прежнем своем богатстве, а твердо шел бы по пути, добровольно им избранному, и всегда готов бы был на всякий подвиг».

Этот драматический эпизод, вне всякого сомнения, наполнен многими переживаниями и сомнениями как игумена Кассиана, так и князя Андрея. Просьба юноши приводит старца в замешательство, становится причиной его душевного мятежа, он невольно выказывает свою нерешительность, страх, он – опытный монах, чувствует себя подавленным духовной силой своего молодого собеседника. Андрей Дмитриевич Вологодский, в свою очередь, испытывает не меньшее волнение и, вполне возможно, разочарование, ведь он надеялся получить от старца поддержку, а в ответ слышит «опасения и смущения», которыми переполнен сам.

В результате «игумен постриг его в монашество и нарек Иоасафом, вероятно, в честь св. Иоасафа царевича, который также происходил из владетельного рода и оставил мир ради Христа, – почему впоследствии и преподобный Иоасаф в Спасо-Каменном монастыре именовался “Иоасафом-царевичем”. Новопостриженного инока игумен передал в послушание и для руководства в