Адольфо Камински, фальсификатор - Сара Камински

отстаивала независимость Алжира. С Фронтом национального освобождения они не ладили. Между ними даже случались ужасные братоубийственные стычки.

– У Движения много сторонников, налаженные поставки, политический капитал. Эта значительная организация заслуживает доверия, – настойчиво убеждал меня Анри.

– Прекрасно, я рад за них. В чем конкретно они нуждаются?

– Им нужна сотня французских удостоверений личности. Они не бедные и не скупые. Готовы сразу заплатить десять миллионов франков[45]. Так «да» или «нет»?

– Сразу ответить не могу, мне нужно подумать.

– Хорошо, я им передам. Через неделю встретимся здесь в тот же час.

Анри разорвал лист газеты, которую читал, на две части, одну из них протянул мне.

– Тому, кто покажет тебе вторую часть, ты и дашь окончательный ответ.

Я сложил аккуратно газетный обрывок и спрятал его в карман. Попрощался с Анри и вышел в серый сумрак вечернего города. Прогулка быстрым шагом по набережным всегда помогала обдумать сложную ситуацию. Что же мне делать в конце концов? Если Алжирскому национальному движению понадобились поддельные документы, почему бы им не помочь? Я ведь и раньше сотрудничал с организациями, что боролись во имя одной великой цели, но при этом не выносили друг друга. Во время войны я не спрашивал, кто к нам обратился: рабочие-иммигранты, НОД или «Комба». Теперь я свободен в выборе, полностью независим. Однако меня смущали два существенных факта. Во-первых, кровавые вооруженные столкновения между Движением и Фронтом. Во-вторых, пресловутые деньги. Даже не сумма в десять миллионов за сто удостоверений повергла меня в смятение. Ремесло фальсификатора требует дорогостоящих материалов, специального оборудования и должно хорошо оплачиваться. Мое время, мои силы тоже недешевы. Весь вопрос в профессиональной этике. С чего вдруг они заранее оценили мой труд? Лучше все-таки посоветоваться с Жансоном, а потом уж принять решение. Мы как раз собирались встретиться завтра у Марселин, обсудить текущие заказы и потребности сети.

Через неделю мне позвонил Филипп и приказал тоном, не терпящим возражений:

– Адольфо, приходи немедленно. Есть разговор.

Я бросился к нему сломя голову в панике и тревоге. Неужели что-то стряслось? Они с алжирцем повздорили, подрались или хуже того…

Филипп заявил с порога:

– Адольфо, рад тебя видеть! Твой алжирец – интересный образованный человек! По сути, у них такое же Сопротивление, как и у нас когда-то. Если у тебя есть другие, такие же, присылай их ко мне без разговоров.

Я невольно улыбнулся, представив себе это невероятное содружество.

Оказалось, что они разговорились о классической музыке, о литературе, о философии. Потом перешли к военным будням и нацизму, угрожавшему алжирцам и евреям в равной мере.

Мы с Филиппом тоже долго беседовали. Я потихоньку нащупал в кармане половину газетного листка Анри и успокоился. Неделя прошла, мне предстояло дать ответ. Еще раз поблагодарил радушного хозяина за гостеприимство, попрощался с ним и опрометью помчался в кафе «Сен-Клод». Наверное, эмиссар Алжирского национального движения с просьбой о сотне французских удостоверений меня заждался.

– Откажись! – посоветовал Франсис, наведя справки. – Движение сотрудничает с полицией и сдает ей наших.

Сел подальше от посетителей, ото всех любопытных и нескромных, любящих подслушивать чужие разговоры. Устроился в глубине кафе, в углу, за тем же самым столиком, который мы с Анри облюбовали неделю назад. Человек с заурядной, незапоминающейся внешностью, лет сорока, приблизился и подсел ко мне. Достал из кармана половину газетного листа и выложил на стол. Я присоединил к ней свою часть. Печальные глаза навыкате, широкая круглая физиономия. И странные маленькие проворные ручки-паучки, совсем не подходящие ему, будто он их одолжил у кого-то другого. Полицейский под прикрытием? Вполне возможно. А может быть, и нет. Некоторое время мы молчали. Он рассматривал меня, я – его. Наконец я нарушил тишину:

– Послушайте. Я долго думал над вашим предложением и решил отказаться. Мне с этой работой не справиться.

Он нахмурился с видом явного разочарования. Я сделал вид, что мне неловко, что я искренне огорчен тем, что подвел его.

– Вы ведь всё разузнали обо мне, правда? О моем участии в Сопротивлении во время войны?

– Да.

– Вам также известно, что я еврей… Не подумайте, будто я расист, однако… Они ведь арабы, а мы с арабами не очень дружим…

Незнакомец кивнул. Судя по всему, он меня понял.

11

Июнь 1961-го. Несколько дней назад, возвращаясь домой, я заметил, что у подъезда поджидает какой-то мужчина. Показалось, что лицо и одежда выдавали в нем полицейского. Слишком беззаботный непринужденный вид. Серый плащ. Неприятный хитрый лисий взгляд глаз-буравчиков. Я поспешно развернулся и пошел прочь, пока он не обратил на меня внимания. Погулял по городу. Выпил кофе. Вернулся. Он все еще дежурил у подъезда. Пришлось уйти опять. В кинотеатре «Гран Рекс» шла экранизация романа Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?» с Ингрид Бергман, Ивом Монтаном и Энтони Перкинсом. Я выстоял очередь, купил билет и скрылся в темном зале. Вернулся домой совсем поздно. К счастью, тот человек ушел. Паранойя? Если бы! После прошлогодней волны арестов нельзя пренебречь ни единой мелочью, легкомысленно отмахнуться от угрозы. Почти все участники сети Жансона оказались в тюрьме. Наиболее прозорливые сбежали заранее, пока было можно. Сам Франсис Жансон, Даниэль, его правая рука, ответственный как раз за все пути отхода, и несколько других основателей сети бежали по поддельным документам. Я сам снабдил их паспортами. Все они присоединились к бельгийским соратникам Фронта национального освобождения и продолжали бороться из-за границы. В их отсутствие оставшимися во Франции руководил Анри Кюриэль. Однако в октябре 1961-го схватили и его. Он тоже оказался в тюрьме Френ, где томились сотни его сподвижников. На свободе ничтожное меньшинство прежних подпольщиков, все как один на посту. Я сам избежал ареста вовсе не по счастливой случайности. Никаких чудес! Просто я с превеликим трудом добился того, чтобы из моей лаборатории не сделали проходной двор. Чтобы связной у меня был всего один (это мое условие не всегда соблюдалось, увы). Чтобы я находился в стороне от кипучей жизни сети. И все равно теперь меня пасли. Лучше не справляться с катастрофами, а избегать их. Останься я в Париже, ловушка непременно захлопнулась бы. Человек, что дежурил возле моего подъезда, – не единственный тревожный сигнал. Слежка за мной, наверное, велась уже давно. Я ведь не мог запретить Ролану Дюма, адвокату сети, навещать меня время от времени. Не мог закрыть дверь перед Франсисом Жансоном, который находился в бегах и являлся в лабораторию загримированным. К тому же вокруг «Манифеста 121» пресса подняла невиданную шумиху, арест Жоржа Арно, взявшего у объявленного вне закона Жансона эксклюзивное интервью, вызвал не меньший резонанс, и количество сторонников Фронта национального освобождения резко возросло. Новые участники, знакомые знакомых, люди молодые и горячие, пришли на смену прежним, однако