Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

метров 66 сантиметров — об этом сообщили по радио и телевидению. Поэтому, когда на анализ привезли пробу с пометкой «мировой рекорд», стало ясно, чья это проба, и я взял две аликвоты: одну объёмом 1 мл, куда добавил 9 мл дистиллированной воды, чтобы получить 10-кратное разбавление, и вторую — обычную порцию, неразбавленные 10 мл. Когда пробы были готовы и первая, разбавленная, пошла на анализ, то мой хромасс стал жалобно пищать, выводя на принтере ужасные пики метаболитов станозолола в огромных концентрациях. Масс-спектрометр подаёт сигналы о неполадках, «пищит», перед тем как отключить электронный умножитель, хотя отключает не всегда, иногда просто предупреждает. Вторую пробу, неразбавленную, я колоть не стал, боясь сжечь филамент (катод) и убить умножитель (филамент ещё ладно, но электронный умножитель стоил дорого, 1500 долларов, его целый месяц не выпросишь у Семёнова на замену).

В конце лета Седых выезжал на чемпионат Европы в Штутгарт; и у меня, и у Донике его пробы оказались чистые, считалось, что всё вывелось. На самом деле пробы не были чистыми, просто тогда ещё не умели определять долгоживущие метаболиты. В Штутгарте Седых снова установил мировой рекорд — 86 метров 74 сантиметра, это старейший мировой рекорд у мужчин, не побитый тридцать восемь лет. Удивительно, но в то время представить такое было невозможно, рекорды ставили чуть ли не каждый год. И только с 1990 года, с появлением внесоревновательного контроля, рекорды в метаниях и толканиях закончились. Рекорды в женском беге на 100, 200, 400 и 800 метров тоже непоколебимо стоят с 1980-х годов.

Ещё одна звезда советского спорта, Наталья Лисовская, поставила в 1987 году в Москве, на Мемориале братьев Знаменских, два мировых рекорда в толкании ядра: сначала 22 метра 60 сантиметров, потом толкнула ещё на три сантиметра дальше. Мы анализировали её пробу, там был схемный метандростенолон. В 1988 году она выиграла Олимпийские игры в Сеуле. Наталья вышла замуж за Юрия Седых, у них родилась дочь, и они живут в Париже. В 2013 году их ввели в Зал славы IAAF, это единственная супружеская пара в звёздном списке. Вы думаете, что это неправильно? Отнюдь нет. В те годы все так делали, но побеждали, ставили рекорды и остались в истории именно они. Потому что это были гениальные спортсмены, тренировавшиеся у великих тренеров в прекрасных условиях — и допинговый контроль их не тревожил.

Мировой рекорд Лисовской стоит как скала, это самый выдающийся — и самый недооценённый — рекорд в лёгкой атлетике. Когда в 1988 году в Индианаполисе Флоренс Гриффит пробежала 100 метров за 10.49 секунды, поразив весь мир, её тренер заявил, что она обогнала своё время на сорок девять лет. Рекорд Лисовской — 22.63 метра — обогнал время на шестьдесят три года. А может, и на все сто шестьдесят три. Согласно таблице IAAF для оценки результатов, 22.63 — это 1372 очка, 10.49 — всего 1314 очков. Чтобы результат в беге на 100 метров соответствовал 1372 очкам, надо бежать 100 метров за 10.24 — то есть на финише обогнать Гриффит на три метра! Старейшие рекорды в женской лёгкой атлетике — у Ярмилы Кратохвиловой в беге на 800 метров, 1:53.28 (Мюнхен, 1983), и у Мариты Кох в беге на 400 метров, 47.60 (Канберра, 1985), — по таблице оцениваются в 1286 и 1304 очка соответственно. Эти результаты вообще несравнимы с рекордом Лисовской. В беге на 400 и 800 метров женщинам надо бежать 46.00 и 1:48.8, чтобы набрать те же самые 1372 очка, как у Натальи Лисовской. А её муж Седых должен был метнуть молот на 91 метр и 49 сантиметров. Для меня 1372 очка символизируют предел человеческих возможностей.

5.9 Зимние Олимпийские игры 1988 года в Калгари. — Подготовка к Олимпийским играм в Сеуле. — Сиднокарб

Олимпийский 1988 год был невероятно интересным. Зимние Олимпийские игры проводили в Калгари, в Канаде, а летние — в Сеуле, в Южной Корее. После скандала с тяжелоатлетами Виталий Семёнов восстановил отношения с Госкомспортом, но Громыко продолжил гнуть свою линию, заявив, что Семёнову и его выездному контролю он больше не доверяет. Поэтому он решил, что для подстраховки сборной необходимо иметь хромато-масс-спектрометр в Калгари, что-то вроде небольшой лаборатории, какая была у нас в автобусе. Зимние сборники если что и применяли, то ограничивались станозололом и тестостероном, и у них не было такого поголовного применения, как в обеих атлетиках, работали точечно, индивидуально и очень секретно. Когда мы узнали о планах Громыко, то лишились дара речи — как можно из Москвы на самолёте доставить в Калгари, да ещё с пересадкой в Монреале или Франкфурте, хромато-масс-спектрометр с двумя большими, в человеческий рост, баллонами с гелием! Давление гелия в баллоне 150 атмосфер, загрузить в самолёт такую бомбу не позволят. Огнеопасные растворители и химические реактивы тоже на борт не возьмут. И где брать лабораторное оборудование для пробоподготовки — нагреватели, встряхиватели, центрифугу и разную мелочь: штативы, стеклянную посуду, делительные воронки и диспенсеры?

Объяснить всё это самому Василию Викторовичу Громыко никто не решился, однако он узнал, что прибор с баллонами везти из Москвы нельзя и что лучше арендовать хромасс в Канаде у местного дилера фирмы Hewlett-Packard. И назначил Виктора Уральца и Владимира Сизого исполнителями, не спрашивая Семёнова. Они получили экипировку олимпийской сборной, собрали необходимые для работы материалы и минимум реактивов, и улетели на целый месяц в Канаду на Олимпийские игры. Они жили в сорока километрах от Калгари, в Кенморе, где проводились лыжные гонки и биатлон; советская делегация размещалась в домиках, в одном из которых была оборудована кухонная лаборатория. Я спросил Семёнова, сколько проб планируется исследовать и как они собираются на одном приборе делать разные линии анализа. Он сморщил страдальческое лицо, обозвал всех деятелей Госкомспорта идиотами и попросил меня таких вопросов больше не задавать. «Ты сам уже понимать должен», — грустно добавил он. И улетел в Калгари на Игры как член медицинской комиссии МОК.

Видимо, от канадского дилера пошли утечки, что «у русских в горах есть секретная лаборатория». И всё это оставалось на уровне слухов, пока в Калгари не обнаружился Виктор Уралец. Члены советской делегации, жившие на лыжной базе в Кенморе, в свободное время ездили в Калгари по магазинам и брали с собой Уральца в качестве переводчика. Кто-то из медицинской комиссии МОК его узнал; об этом доложили профессору Донике. Манфред, ссылаясь на Этический кодекс лаборатории, насел на Виталия Семёнова с