Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

Бонн, сентябрь 1794 года. Вошло ли хоть одно из этих сочинений в пакет с нотами, отправленный графу Зубову, неизвестно. При всем обаянии ранних бетховенских вариаций на чужие темы их трудно назвать значительными – впрочем, они на такой статус и не претендовали; это была светская салонная музыка.

Уже в 1795 году ситуация заметно изменилась. Период обучения и накопления творческих сил закончился; начались публичные выступления Бетховена, и появились его первые действительно крупные произведения.

О восходящей звезде громко заговорили в высшем венском свете.

Завсегдатай венских концертов и спектаклей граф Карл Цинцендорф (1739–1813) отметил в дневнике, что 4 марта 1795 года «в концерте у князя Лобковица выступил некто Бетхофен из Бонна»[173]. Если для Цинцендорфа имя Бетховена было еще внове, то во дворце Франца Максимилиана Лобковица (1772–1816) его уже знали. Поскольку Лобковиц был свойственником Разумовского и Лихновского, эти меценаты, вероятно, также присутствовали на концерте.

В относительно недавно обнаруженных Анной Ширльбауэр письмах Иоганна Рибини, венского ученого и любителя музыки, водившего знакомство с молодым Бетховеном, имеется, в частности, следующее свидетельство: «25 марта 1795. На будущей неделе мне предстоит услышать Бетховена в ораториальном концерте; он будет там играть публично. Разумеется, я не имею с ним никаких дел; он больше не приходит ко мне, и тем более я к нему[174]. Насколько мне известно, он вращается в основном среди своей публики; его очень часто приглашают, а ведет он себя крайне грубо. Однако серьезные музыканты, которые одновременно являются его почитателями, не вполне довольны его вкусом и свободой его игры. В академии, состоявшейся у князя Паара, говорили также и о нем. Концерт был великолепен: канцлер Пальфи[175], князь Баттиани, Луккезини, Роттенхан, Эстергази, множество послов – все были там, и много дам, как красивых, так и уродливых»[176].

В упомянутой здесь «академии» во дворце князя Венцеля Паара, состоявшейся 24 марта 1795 года, исполнялась оратория Генделя «Мессия» в обработке Моцарта; концерт был повторен там же 5 апреля. Рибини не пишет, присутствовал ли на вечере Бетховен, – возможно, нет, поскольку он должен был готовиться к собственным концертам, однако среди «множества послов» мог находиться и Разумовский. Вероятно, граф был и на первых публичных выступлениях Бетховена, состоявшихся через несколько дней в Бургтеатре. В благотворительных концертах 29 и 30 марта 1795 года под руководством Антонио Сальери были исполнены произведения его ученика Антонио Картельери (1772–1807): одна или две симфонии, оратория «Иоас, царь Иудейский» и концерт для фагота с оркестром, а в середине обеих программ играл Бетховен: 29 марта он представил публике свой Первый концерт для фортепиано с оркестром, а 30 марта – свободную импровизацию. В 1795 году Бетховен, как предполагается, еще не был учеником Сальери, и то, что оберкапельмейстер пригласил его участвовать в концерте, означало подчеркнутый интерес к молодому гению.

Более того, 31 марта Бетховен вновь вышел на сцену Бургтеатра, чтобы исполнить сольную партию в фортепианном концерте Моцарта d-moll (№ 20) между актами оперы «Милосердие Тита», дававшейся в концертном варианте в пользу вдовы и сыновей Моцарта, одиннадцатилетнего Карла Томаса и четырехлетнего Франца Ксавера Вольфганга (позднее – Вольфганга Амадея – младшего). По-видимому, Бетховена пригласила выступить сама Констанца Моцарт, учитывая его растущую популярность[177]. Это был исключительный случай, когда Бетховен публично играл сочинение другого композитора (в домашних музыкальных собраниях он практиковал такое довольно часто), однако вставные каденции принадлежали ему самому, так что диалог Моцарта и Бетховена разворачивался в сфере не только пианистического, но и композиторского искусства[178].

Из процитированного здесь письма Разумовского можно сделать вывод, что амбициозная задача – завоевать себе место рядом с недавно умершим Моцартом и благополучно здравствующим Гайдном – стояла не только перед самим Бетховеном как его личная цель. От него этого ждали венские меценаты, ощущавшие пресловутый «голод» на нового Моцарта и не желавшие довольствоваться рядовой продукцией других местных музыкантов.

Вся камерная музыка Бетховена звучала в доме князя Лихновского, а среди слушателей постоянно оказывались супруги Разумовские и графиня фон Тун. Иногда музыкальные вечера устраивались в русском посольстве. Об одном из них, состоявшемся 23 апреля 1795 года, писал в дневнике граф Цинцендорф: Бетховен играл на фортепиано перед избранными слушателями – графиней Разумовской, четой Лихновских, графиней Тун и самим Цинцендорфом[179].

Три Трио ор. 1, посвященные Карлу Лихновскому, вышли в свет в июле – августе 1795 года; три сонаты для фортепиано ор. 2, посвященные Гайдну, – в марте 1796 года. В том же 1796 году было издано струнное Трио ор. 3, сочиненное еще в Бонне, но переработанное в Вене; далее крупные произведения Бетховена пошли потоком.

Мне удалось обнаружить в АВПРИ еще одно письмо Разумовского к графу Зубову, которое до сих пор не привлекало внимания историков, поскольку в нем идет речь не о политике, а о сугубо художественных материях. Письмо это носит частный характер и написано Андреем Кирилловичем собственноручно. Оно датировано 17 (28) августа 1795 года и, стало быть, было написано после выхода в свет Трио ор. 1. О Бетховене здесь опять же не говорится ни слова, зато речь идет о произведениях разных видов искусства и о других композиторах, учителях Бетховена.

Господин граф,

во время пребывания здесь господина принца Нассауского[180] перед его последним приездом в Вену он оставил в моем доме очень большую картину, написанную несколько лет тому назад Казановой[181] и представляющую императора Иосифа верхом, в окружении его генералов, а позднее туда был добавлен и ныне правящий император. Он сказал мне, что Ее Императорское Величество, наша Августейшая Государыня, со своей стороны отдала должное этой картине, и что он просит меня переправить ее в Петербург. Согласившись оставить ее на хранение, я ответил ему, что отослать ее смогу лишь после получения приказа от Императрицы. Беру на себя смелость обратиться к Вашему Превосходительству и просить сообщить мне, какие распоряжения изволит Ее Величество отдать по этому делу. Покамест картина находится у меня в доме, и о ней тщательно заботятся.

Граф Северин Ржевуский попросил меня отправить пакет, адресованный Вашему Превосходительству, – имею честь присовокупить его сюда.

Пользуюсь этим случаем, чтобы переправить Вам также, господин граф, пакет с вышедшими здесь в свет новейшими музыкальными сочинениями, принадлежащими как Гайдну, так и другим выдающимся композиторам. Мне известно, что сие приятное развлечение продолжает заполнять некоторые минуты Вашего досуга. Я счастлив оказаться в состоянии внести сюда свой вклад, препоручая себя Вашей памяти и льстясь надеждой, что Ваше Превосходительство также всегда отдаете должное