Виктор Васнецов - Екатерина Александровна Скоробогачева

народной сказке в обществе всегда было несколько противоречивым. Оно, как и отношение к детской литературе в целом, менялось в зависимости от тенденций времени. С одной стороны, в деревнях даже в конце XIX века сказка занимала особое место в повседневной жизни, так как считалась одной из важных частей бытового уклада, часто имевшей обрядовое значение и связанной с сельскими праздниками. Она, так или иначе, сопровождала человека на разных этапах его взросления, поэтому ритуал рассказывания сказки, превращавшейся порой в настоящее событие, объединяющее всех членов семьи, что отразил, например, Василий Максимов в своей картине «Бабушкины сказки» (1867). В городской культуре, где человек зачастую оказывался оторванным от своих деревенских корней и народных традиций и где складывался собственный фольклор, сказка воспринималась иначе, независимо от быта, что было особенно заметно в образованных кругах.

Дискуссии, касающиеся положения сказки среди литературных произведений, а также ее педагогической ценности, начались еще в XVIII веке, когда ориентация на западноевропейскую культуру способствовала несколько пренебрежительному отношению к исконно народным литературным формам, в частности, к лубочной литературе. Так, поэта и драматурга Александра Сумарокова особенно возмущало, что «первоначальное обучение детей не обходится без Бовы и Петра – Золотых ключей»[243]. В первой половине XIX века критик Виссарион Белинский теоретически попытался обосновать важное воспитательное значение сказки, что совпало с пересмотром взглядов на все детское чтение того времени.

Однако уже во второй половине XIX века у сказки появились новые «противники», такие как педагоги Ф. Г. Толль и А. П. Ленский, писатели Е. М. Феоктистов и П. В. Засодимский. Они рассуждали о ее «антипедагогичности», вредности, считали сказку задерживающей умственное развитие детей, пугающей, формирующей в ребенке грубые инстинкты[244], в то время как другая сторона говорила о ее поучительности и увлекательности, необходимой ребенку. Заметим, что среди сторонников сказки, пытавшихся создать для этого жанра особую нишу в литературе, были писатели Иван Тургенев и Лев Толстой. В означенных дискуссиях находили косвенное выражение полемичные взгляды западников и славянофилов, следовательно, отражались основные философские, политические тенденции времени, сказывались контрасты мировоззрений.

В конце XIX века, на подъеме интереса к традиционным видам искусства, начавшимся не в последнюю очередь благодаря деятельности членов Абрамцевского сообщества, сказку стали считать еще одним не менее важным и интересным проявлением народного творчества, источником для интерпретации традиций старины.

Страница издания «Песни о вещем Олеге» А. С. Пушкина с иллюстрациями В. М. Васнецова. 1899 г.

Внимание Виктора Михайловича к книжному искусству во многом было обусловлено характерным для эпохи стремлением возродить традиции древнерусской иллюстрированной рукописной книги, с ее вдумчивым отношением к орнаментике и организации пространства страницы, как в изданиях: «Русские пословицы и поговорки в рисунках Виктора Михайловича Васнецова»[245], «Песни о вещем Олеге» А. С. Пушкина (1899), иллюстрации для которых создал Виктор Васнецов. Вероятно, такому стремлению художника способствовала и идея о художественном превосходстве предметов, созданных ручным способом, над теми, что были изготовлены с помощью механизированных станков. Такую идею в России поддерживали художественные круги Абрамцева и Талашкина, в Англии – движение «Искусства и ремесла», вдохновленное Джоном Рескиным (Раскином) и Уильямом Моррисом.

Другой исключительно яркой, значимой в истории отечественного искусства сферой творческой деятельности Виктора Васнецова в Абрамцеве стало искусство театра. Мамонтовские спектакли начались еще в 1878 году с «живых картин», поставленных Василием Поленовым и Адрианом Праховым[246] под Новый год (31 декабря 1878 года) в московском доме Мамонтовых. Поленов повторил в них свои парижские театральные опыты кружка Алексея Боголюбова[247]: «Демон и Тамара», «Русалка», «Апофеоз искусства». Адриан Прахов поставил живую картину «Юдифь и Олоферн», где Олоферна изображал Константин Станиславский.

Подлинным новатором оформления театрального спектакля стал Виктор Васнецов. Впервые он обратился к работе в театральной сфере в начале 1880-х годов, во многом под влиянием Саввы Мамонтова, который давал художникам своего кружка полную свободу творчества, способствовал раскрытию их талантов в полной мере. Тогда Виктор Васнецов уже жил в Москве, получил первое признание как живописец русского эпоса, и, бесспорно, что для него и интересно, и важно было перенести эти столь значимые темы и образы в новую творческую сферу – в театральное искусство.

Итак, в 1881–1882 годах на сцене в московском доме Мамонтовых состоялась премьера любительского драматического спектакля «Снегурочка». Одним из основных образов декораций стали постройки русской деревни, вполне реалистично поданные, но и преображенные некоторой долей стилизации, повышенным декоративным звучанием. Удачный опыт был повторен уже на сцене Мамонтовской частной оперы. И потому закономерно, что именно Виктор Васнецов в 1885 году исполнил декорации и костюмы для оперы «Снегурочка», которая шла в Частной опере. Известен фотографический портрет Виктора Михайловича, датированный 1885 годом, где и в выражении лица, и в позе живописца отражены его неизбывная требовательность к себе, увлеченность творчеством, напряжение постоянной работы, что позволяет наиболее ясно представить облик художника в это время.

Исключительную роль в трактовке декораций и костюмов Виктор Васнецов придавал цвету и свету, во многом объясняющим магию его театральных работ, при этом исключительно важным стало их тонкое соответствие эпохе, образам сказки, убедительному звучанию фольклорных мотивов. Именно в этом состояли отличия театрально-декорационных произведений Виктора Васнецова и его последователей от более ранних сценических работ – усредненных, достаточно шаблонных решений декораций и костюмов. Весенняя сказка Александра Островского, основанная на повествовании одноименной русской народной сказки, но и значительно его расширяющая, стала первым полноценным спектаклем мамонтовского кружка, новаторским по сценографии, кульминацией, подобием запоминающихся своей мощью и насыщенностью звука музыкальных аккордов в симфонии отечественной театральной живописи того времени.

Высокую оценку этой работе Виктора Васнецова дал Игорь Грабарь: «Исполненные им вскоре вслед затем рисунки к постановке “Снегурочки” на домашней сцене С. И. Мамонтова окончательно определили этот стиль, которому художник остался верен до гроба. Рисунки к “Снегурочке”, находящиеся в Третьяковской галерее, в смысле проникновенности и чутья русского духа не превзойдены до сих пор, несмотря на то, что целых полстолетия отделяют их от наших дней, изощренных последующими театральными постановками К. Коровина, Головина, Билибина, Стеллецкого и других»[248].

Игорю Грабарю в своем отзыве во многом вторил Сергей Маковский: «Поэзия национальной красочности наиболее ярко выражена в архитектурных проектах Васнецова и особенно – в постановке “Снегурочки”. Здесь – на просторе ничем не стесненного вымысла – он показал себя почти волшебником. Все эти пестрые церкви, игрушечные дворики и терема с замысловатыми крылечками, узорные костюмы бояр, царских гонцов, скоморохов, гусляров, “игрецов на гудке и на сопели” – вводят нас в новый сказочный мирок. Никто еще не выражал с такою смелостью экзотическое великолепие забытой берендеевской старины. Вообще не было открытий в этой области, если не считать иллюстраций гр. Ф. Соллогуба к “Золотому петушку”. Васнецов создал стиль. Пусть даже – не прочный и не жизненный, как это