Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу - Габриэль Педулла

Макиавелли почти не нуждался в общественном признании – и как литератор, и как прославленный советник в политических и военных делах. В 1516–1517 годах к нему по поручению папы римского обратился Паоло Веттори, брат Франческо, с просьбой помочь в создании флота для борьбы с сарацинскими пиратами. А в 1521–1522 годах с Макиавелли неоднократно советовались по поводу возможной реформы флорентийских институтов. В тот момент Медичи чувствовали себя особенно уязвимыми, не в последнюю очередь потому, что их власть стала еще более шаткой после преждевременной смерти младших членов семьи: Джулиано (1516) и Лоренцо (1519), – а затем и папы Льва X (1521). Примечательно, что в кратком, но емком «Рассуждении о преобразовании управления Флоренцией» (Discursus Florentinarum rerum), сочиненном в 1521 году по просьбе Джулио Медичи, Макиавелли стоит на своем: чтобы заручиться поддержкой народа, не остается ничего иного, кроме как вновь создать Большой совет.

Человек с таким опытом мог быть полезен, особенно в военное время, – а войны в Италии теперь велись с завидным постоянством. После краткой передышки борьба за власть над полуостровом возобновилась. В нее вступили французский король Франциск I и Карл V, император Священной Римской империи и властелин половины Европы (Пиренейского полуострова, Неаполитанского королевства, Австрии, Фландрии, Германии), а также недавно открытых американских территорий, богатых драгоценными металлами. Для Франции конфликт сложился неудачно: в 1522 году она окончательно потеряла Миланское герцогство, которым завладела семью годами ранее, а 24 февраля 1525 года в битве при Павии испанцы разгромили французскую армию и даже взяли Франциска I в плен. Дисбаланс сил был настолько невероятным, что в 1526 году Джулио Медичи – уже три года как папа римский, взошедший на престол под именем Климента VII, – решил выступить против Карла V. Во имя нового равновесия Папская область и Флоренция, наравне с Венецией, вступили в союз с Францией и присоединились к Коньякской лиге. Для Макиавелли это была последняя возможность принять участие в большой политике – он помогал Гвиччардини, ставшему генерал-лейтенантом флорентийской и папской армии, в организации логистики. Возможно, эти поручения не были столь важными, как те, которые он выполнял при Содерини, однако у нас нет никаких оснований считать, что на склоне лет Макиавелли оставался политическим изгоем.

Впрочем, такая легенда существует, и во многом она восходит к событию, окончательно расстроившему планы Макиавелли. 6 мая 1527 года войска императора Карла захватили и разграбили Рим, заставив понтифика укрыться в замке Святого Ангела. Совсем скоро, 17 мая, флорентийцы, воспользовавшись случаем, подняли восстание против Медичи и восстановили республику, немедленно упразднив олигархический Совет семидесяти и вернув Большой совет. Так, пусть и неожиданно, стали явью давние надежды Макиавелли. Казалось, все снова возвратилось на круги своя, как в его юные годы, и когда Большой совет решил избрать секретаря Второй канцелярии, он предложил свою кандидатуру. К несчастью для него, собрание, прошедшее 10 июня, проголосовало за действующего секретаря, Франческо Таруги. Видимо, так произошло потому, что сторонники Савонаролы – враги Макиавелли – по-прежнему сохраняли свое влияние. Однако на реванш с судьбой на этот раз времени не осталось. Колесо Фортуны обернулось в последний раз, и ровно через десять дней в возрасте 58 лет – для тех времен почти преклонном – Макиавелли скоропостижно скончался.

«Мандрагора» на сцене Флоренции

Последняя часть жизни Макиавелли была особенно богата на литературные проекты. Из его юношеских работ в печать вышла только одна – «Первое десятилетие» (Decennale primo, 1506), поэма из 550 стихов, написанных терцинами, подобно «Божественной комедии» Данте. В ней он повествует о десяти годах своей жизни (1494–1504) – и наравне с этим продвигает проект народного ополчения. По прошествии десяти лет со времени издания книги, узнав, что поэт и драматург Лудовико Ариосто не упомянул его в числе современных писателей в своей великой эпической поэме «Неистовый Роланд» (1516), он 17 декабря 1517 года писал своему другу Лодовико Аламанни, который в то время, как и Ариосто, пребывал в Риме: «Прочел “Неистового Роланда”… поэма поистине прекрасна, а во многих местах восхитительна. Если встретите Ариосто, передайте ему мое почтение и скажите, что я сожалею лишь о том, что он, упомянув стольких поэтов, обошел меня вниманием, будто какую-то дрянь».

Среди наиболее значительных произведений Макиавелли можно отметить незаконченную поэму «Золотой осел», вдохновленную одноименным романом Апулея и состоящую примерно из тысячи стихов. Достойны упоминания и две короткие новеллы: «Черт, который женился» – сказка, навеянная «Книгой сожалений Матеолуса», которую еще в XV веке перевел с латыни на французский Жан Лефевр де Сен-Реми, и «Послание о чуме» (Pistola fatta per la peste, 1527), которое долгое время ошибочно приписывалось Лоренцо Строцци, другу Макиавелли. Также стоит назвать «Речь, или диалог о нашем языке» – полемическое рассуждение, направленное против тех, кто вслед за Пьетро Бембо[32] полагал, что литераторы, выбирая лексику и синтаксис, должны ориентироваться на труды великих тосканских классиков XIV века (в прозе – «Декамерон» Боккаччо, в поэзии – сонеты и песни Петрарки из «Канцоньере») и неизменно избегать выражений, используемых в современном разговорном флорентийском языке. Однако больше всего Макиавелли прославился в театре – благодаря комедии «Мандрагора», которая остается одной из канонических пьес итальянского репертуара. Она была поставлена сначала во Флоренции, а затем, в 1520 году, в Риме – причем, вероятно, при дворе папы Льва X.

С конца XV века для римской комедии наступил золотой век. В театрах ставили Теренция и Плавта: при дворах Феррары и Мантуи – на тосканском диалекте; в Риме, Болонье и Флоренции – на латыни. К 1510-м годам на Апеннинском полуострове вошли в моду итальянские комедии, написанные в подражание классическим. Увлекся античным театром и молодой Макиавелли. В первой главе мы уже говорили о том, что он переписал «Евнуха» Теренция и перевел на итальянский «Девушку с Андроса», а одна из его поздних комедий, «Клиция», впервые поставленная в 1525 году с музыкальными интермеццо знаменитого французского композитора Филиппа Вердело, была переложением «Казины» Плавта. Неудивительно, что и сценарий «Мандрагоры» навеян римскими комедиями, в которых юноша, желающий добиться благосклонности возлюбленной, почти неизменно вступает в соперничество со стариком и одерживает верх благодаря помощи находчивого слуги. Впрочем, в «Мандрагоре» столь же заметно влияние Боккаччо и многочисленных рассказов тосканской повествовательной традиции, где сюжет строится на попытках любовников встретиться за спиной ревнивого мужа.

Впрочем, даже с учетом этих источников, к которым автор, несомненно, обращался, комедия оригинальна и не уступает античным шедеврам, о чем свидетельствует и такой строгий судья, как Вольтер: «Одна только “Мандрагора” Макиавелли стоит, пожалуй, больше, чем все комедии Аристофана» (Опыт о всеобщей истории, 1756). Главное ее достоинство – безупречный сюжет, лишенный механистических приемов, которыми для придания динамизма изобиловала римская комедия (внезапные приезды, непредсказуемые узнавания, пары близнецов, принятые друг за друга…). Молодой Каллимако Гваданьи, влюбленный в прекрасную и добродетельную Лукрецию, жену старого