Алексей Баталов. Жизнь. Игра. Трагедия - Михаил Александрович Захарчук

в широкой улыбке: «Шляпа-то у него точно такая, какая была у доктора Чехова». Внимательно понаблюдав за артистом, бывший лодочник вообще захлопал в ладоши: «Мать честная, да он и косолапит, как Антон Палыч!» Хейфиц просто возликовал. Ведь сама жизнь подтверждала его точные предположения относительно сходства Баталова с Чеховым. Разумеется, прежде всего сходство то выражалось в похожести духовных и нравственных начал личностей. Но режиссера радовала и такая с виду пустяшная деталь, как косолапость артиста и писателя. Он вообще придавал деталям, впрочем, как и Антон Павлович, огромное значение. Помните знаменитое чеховское: «На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени, на середине ее блестело звездой горлышко от разбитой бутылки». А в фильме звездной деталью стала перчатка, оброненная Анной Сергеевной на дощатый перрон. Гуров аккуратно вешает ее на станционный забор. Перчатка «врезается» в память зрителя, заставляет его вспомнить все то, с чем так легко прощается Гуров.

Сначала съемки велись по графику. Потом в Ялте наступила пора пасмурных дней. А затем и вообще случилась беда. То ли от яркого южного солнца, то ли от большого переутомления, но у Баталова напрочь отказало зрение. Он почти что ослеп. Вместо актера взяли дублера. С ним оператор Андрей Москвин снял общие планы, в которых пейзаж как «действующее лицо» был определяющим. Все актерские куски доснимались в павильоне. Но создать искусственно такую воздушную среду, такие эффекты дневного и ночного освещения, чтобы они рядом с натурными ничем не выдавали своего искусственного происхождения, – сверхсложная задача. Слава богу, с ней Москвин справился великолепно. Кадры, снятые на натуре и в павильоне, склеивались вперемежку. Даже профессионалы не всегда могли отличить их.

Баталов тем временем лежал в больнице Симферополя. Операция и время после нее грозили затянуться на полгода и больше. Над картиной нависла реальная угроза если не закрытия полного, то консервации определенно. Это были форс-мажорные обстоятельства, и режиссер имел полное право заменить артиста на главную роль. Такой вариант руководство киностудии рассматривало реально, и Хейфицу сделали предложение «спасти картину». Иосиф Ефимович категорически отказался. «Или фильм будет с Баталовым, или его вообще не будет!» – заявил киноначальникам. И они отступили. Благодаря огромным усилиям крымских врачей, и в особенности заведующей глазным отделением Надежде Сергеевне Азаровой, отступила и болезнь. Зрение Баталова было спасено.

…Картина, если читатель вспомнит, заканчивается многомерным и объемным кадром: ссутулившись, уходит из московской гостиницы Гуров – Баталов. Последний раз он кланяется прильнувшей к окну Анне Сергеевне. Она понимает: ее возлюбленный ничуть не лучше ее скучного мужа – увы. А за окном – холодно, метет снег. Она – наверху, он – внизу. Свет, идущий из окна Анны Сергеевны, так ярок, что, пронизывая кромешную темноту ночи, словно тянется к Гурову. В нем – тепло, нежность, огонь любви, вера в будущее. И – надежда. Этот многообещающий, созидательный финал по достоинству впоследствии оценили все, кто смотрел фильм. Правда, находились и скептики. К примеру, Козинцев на художественном совете заявил, что не почувствовал, не уловил с экрана того, что для него составляет суть рассказа «Дама с собачкой». «Мне лично в фильме мешают лишние слова. Он скорее напоминает попурри из Чехова, чем рассказ Антона Павловича». Григорий Михайлович, к счастью, ошибался. Впрочем, не только он. Многие тогда и предположить не могли, что эта, казалось бы, очень русская классическая экранизация завоюет столь огромную популярность не только в России, но и за ее пределами. Так, восхищенный Федерико Феллини говорил, что смотрел «Даму с собачкой» несколько раз. Марчелло Мастроянни заявил: «Я счел бы за честь сыграть в таком фильме». На Международном фестивале в Каннах картина получила приз за высокий гуманизм и превосходные художественные качества. Британский киноинститут включил «Даму с собачкой» в число лучших фильмов года. На IV Международном смотре фестивальных фильмов в Лондоне ленте присудили «Почетный диплом за режиссуру». Британская киноакадемия наградила «Даму с собачкой» дипломом «За изобразительное решение фильма». В 1962 году Алексей Баталов получил премию «Юсси» в Хельсинки. Через год картина была удостоена Премии BAFTA (Англия).

Баталов о Чехове

С ранних лет и до самой смерти русская классика всегда сопутствовала Алексею Баталову. Он вспоминал: «Если учесть все переделки, переложения, театрализации и экранизации, постановки на телевидении и передачи радио, то нетрудно заметить, что мы живем в мире, наполненном разного рода исполнениями, для которых ежедневно перекраиваются сотни сочинений. Естественно, что формы самих представлений влияют одна на другую и теряют свои первоначальные границы. Балет вторгается вместе с Плисецкой в тургеневскую передачу, мюзикл захватывает Бернарда Шоу, пантомима – гоголевскую прозу, и так далее. Теперь, вспоминая свои работы, я с удивлением вижу, что они, за редким исключением, переложения. Толстой – экранизация, радиопостановка, чтение; Чехов – экранизация; Булгаков – экранизация; Достоевский – экранизация, радиопостановка – и так всю жизнь, включая сюда и занятия со студентами, потому что опорой в учебном процессе опять-таки являются всякого рода переделки классики для сценических показов. Но больше других меня всегда увлекал Чехов».

…В моем представлении Баталов всегда был Чеховым в отечественном кинематографе. Хромает, как известно, всякое сравнение, а это, может быть, хромает особенно. И все-таки буду стоять на своем: этих двух русских творцов, при всем различии их профессий, их личностных величин, объединяет и даже роднит их исконная русскость, их нравственный стержень, их обоюдное стремление жить и творить во имя других. Тот и другой очень рано постигли собственное особенное предназначение для русской культуры и отдали ее служению всего себя без остатка.

Знаю определенно, что эти мои натужные рассуждения Алексей Владимирович, будь он жив, точно бы встретил в штыки. Он был, как и писатель, на диво скромен и временами столь же по-чеховски иронично самоуничижителен. А уж как пиететно относился к Чехову, видно из этого признания: «Однажды Антон Павлович закашлялся, когда писал, и на рукопись упали капельки крови. Чехов как врач понимал, что это туберкулез. Но он отправился на Сахалин – даже не в поезде, а на лошадях, останавливался в каждом остроге и пытался провести перепись заключенных. Этот нравственный пример передается из поколения в поколение. По таким людям, как он, в мире судят о нас, русских. Не обязательно, чтобы вся нация состояла из апостолов, но обязательно, чтобы были избранные. Чтобы кто-то предстоял пред Господом, как Серафим Саровский».

Понятно отсюда, почему Алексей Владимирович постоянно обращался к творчеству писателя, как бы держал всегдашнее равнение на удивительно цельную, хоть и такую короткую, жизнь кумира. Здесь собраны высказывания и рассуждения артиста Баталова о писателе Чехове, почерпнутые из различных источников: лекций перед студентами ВГИКа, публичных и печатных