Рождение шахматной королевы. Власть и триумф женщин, правивших на доске и в жизни - Мэрилин Ялом


Рождение шахматной королевы. Власть и триумф женщин, правивших на доске и в жизни читать книгу онлайн
Королева – самая могущественная фигура на шахматной доске. Однако так было не всегда: шахматы не одно столетие существовали без королевы, пока она наконец не явила себя на страницах древнего манускрипта, хранящегося в аббатстве в Швейцарии. Как она оказалась на шахматной доске? Какая из могущественных королев Средневековья стала вдохновением для этого образа? И как его развитие отражало положение женщин у власти в реальной жизни?
В повествовании выдающегося историка и феминистки Мэрилин Ялом оживают влиятельные правительницы прошлого: Матильда Тосканская и донья Уррака, Алиенора Аквитанская и Бланка Кастильская, Сигрид Гордая и Екатерина II. Ялом прослеживает удивительный и непредсказуемый путь королевы на шахматной доске от самых первых редких упоминаний этой фигуры до ее блистательного возвышения в эпоху правления Изабеллы Кастильской. Это многослойная, захватывающая история средневековых королевских дворов, борьбы за власть, политических и любовных интриг. По сей день сила шахматной королевы отражает то, как на протяжении столетий женщины стремились к независимости и обретали ее.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Анонимный автор (на латыни она называется Vetula, на французском – La Vieille, «старушка») попытался присвоить авторство поэмы Овидию, и это позволило ему разнообразить произведение любовными подвигами. Из всех шахматных фигур сексуализировалась только королева: король сравнивался с солнцем, ладья – с луной, конь – с Марсом, слон – с Юпитером, а пешка – с Сатурном. Должно быть, королева излучала вибрации, которые были ответственны за сексуализацию игрового поля.
Ланселот и Гвиневра
Другая легендарная пара, Гвиневра и Ланселот, также была связана с шахматной доской. В одном из эпизодов «Романа о Ланселоте Озерном» Ланселот играл на волшебной шахматной доске, на которой фигуры двигались по собственной воле. Он выиграл партию, получил доску и отправил ее в подарок королеве Гвиневре.
Королева, будь то Изольда или Гвиневра, была незаменимой героиней средневековых романов. Она занимала центральное положение в вершине треугольника, который делили ее муж и ее любовник. Уже в устных версиях этих сказаний, которые предшествовали самым ранним текстам, мифические королевы отражали растущую власть царственных женщин. Даже если они не были идеальными женами и матерями, они вызывали уважение, и даже если у королевы был любовник, муж не всегда мог избавиться от нее. Любовник сам по себе мог обладать политической силой, особенно если он знатного происхождения и обладал влиянием среди знати. Каким бы подозрительным или мстительным ни был король вроде Марка или Артура, жена всегда возвращалась. В конце концов, она была королевой. Это представление о жене короля было далеко не таким, как в «Тысяче и одной ночи» (впервые записанной в Средние века), где арабские короли и другие могущественные люди обычно убивали своих жен, если уличали в супружеской измене.
Женщины-победительницы арабского мира в европейской литературе
Однако арабские женщины ни в коем случае не были бессильны или не имели отношения к истории шахмат. Как упоминалось ранее, они начали играть в шахматы раньше своих европейских коллег, и, в отличие от западных шахматистов, которые происходили исключительно из высших слоев общества, среди арабских игроков были богатые и бедные, образованные и необразованные, молодые и старые. В нескольких европейских сказках запечатлена загадочность арабской женщины, побеждающей в шахматах. Ее неизменно изображали искусной в игре, но уязвимой в любви, особенно если мужчина был иностранным рыцарем. Могали, героиня малоизвестной французской поэмы конца XII века под названием «Флоовант», вероятно, – наиболее ранний пример такого персонажа в западной литературе.
Самым известным произведением, повествующим о сенсационном шахматном поединке между рыцарем и мусульманской принцессой, был «Гуон Бордоский», написанный на французском языке около 1230 года. В нем рассказывается история молодого рыцаря Гуона, отправленного на невыполнимое задание в качестве наказания за непреднамеренное убийство одного из сыновей Карла Великого. Ему приказывают отправиться ко двору вавилонского эмира Годисса, убить первого встречного сарацина и вырвать у эмира усы и четыре коренных зуба. Учитывая этот дикий сюжет, начинания Гуона часто выглядят фантастическими. В его руках оказываются не только усы и коренные зубы, но и сердце дочери эмира, с которой он переспал, которую покрестил и на которой женился. Все это, должна добавить, не без помощи короля фей Оберона, предка шекспировского Оберона из «Сна в летнюю ночь».
Но прежде, чем многочисленные приключения Гуона подходят к концу, он переодевается слугой бродячего менестреля при дворе другого эмира, по имени Иворин. И именно здесь происходит необыкновенный шахматный поединок между Гуоном и дочерью Иворина. Условия поединка представлены следующим образом:
– Сеньор… мои способности весьма разнообразны. Я знаю, как освежевать ястреба-перепелятника, как вести охоту на оленя и дикого кабана… Я прекрасно подаю блюда во время трапезы, и я так хорошо играю в шашки и шахматы, что равных мне еще не было.
– Достаточно, – ответил эмир. – Я собираюсь испытать тебя в игре в шахматы… У меня есть дочь, которая не только мила собой, но и очень искусна в шахматах. До сих пор никому не удавалось победить ее. Ты встретишься с ней лицом к лицу при следующих условиях: если она победит тебя, тебе немедленно отрубят голову, но если ты победишь ее, я распоряжусь, чтобы в моей комнате поставили кровать, ты проведешь с моей дочерью целую ночь напролет, и юная дева будет полностью принадлежать тебе.
Когда дочери эмира рассказывают об игре в присутствии ее отца и Гуона, она думает, что проигрыш – не такой плохой исход, ведь тогда она будет принадлежать такому благородному рыцарю. Итак, они вдвоем садятся играть золотыми фигурками на серебряной шахматной доске.
Гуон спрашивает: «Как вы хотите играть? Передвигая фигуры самостоятельно или с помощью костей?» Она отвечает: «Только сама». Предпочитая азартной игре игру на ловкость, принцесса отказывается от использования костей для определения хода – средневекового варианта, на который опытные игроки посматривали свысока.
Вначале молодой человек теряет несколько своих фигур, и девушка начинает беспокоиться о его судьбе. «Она не перестает смотреть на Гуона, ужаленная Любовью, обожженная ее пламенем; она настолько очарована великой красотой героя, что невнимательность стоит ей победы».
Эмир приходит в ярость. «Дочь моя, встань. Будь проклят тот час, когда я породил тебя!» Гуон, однако, отказывается от первоначальных условий и предлагает дочери эмира просто вернуться на женскую половину замка. Эмир охотно соглашается, выплачивая Гуону крупную сумму денег. Недовольна лишь дочь. Она уходит, говоря себе: «Если бы я догадалась о твоих намерениях, я бы одолела тебя!»[131]
Эта безумная фантазия создает увлекательную историю. Да, арабские женщины действительно играли в шахматы, но, конечно, не при таких обстоятельствах. Ситуация, в которой эмир выдал свою дочь за французского рыцаря и она немедленно влюбилась в него, могла произойти лишь в необузданном воображении западного мужчины. В исламской литературе, как отмечалось ранее, женщина-игрок поражает мужчину своей красотой, но если она христианка, то в конечном счете принимает религию своего противника-мусульманина. Победившая или потерпевшая поражение – ожидается, что именно женщина сменит религию, и это кое-что говорит о гендерных реалиях как в исламе, так и в христианстве.
Тема эротического шахматного поединка между сарацинкой и европейским рыцарем вошла в немецкую литературу благодаря персонажу Вильгельма Оранского. Вильгельм Оранский, также известный как Вильгельм Тулузский и Вильгельм Аквитанский, – историческая личность. Он сражался бок о бок с Карлом Великим, защищая Южную Францию от мавров, посвятил жизнь духовным исканиям и почитался как святой с самого момента смерти (в 812 или 813 году), хотя официально его причислили к лику святых только в 1066 году. Легенда о Вильгельме Оранском была записана на латинском и французском языках, а в начале XIII века оказалась в Германии. Великий немецкий поэт Вольфрам фон Эшенбах сделал из истории Вильгельма сюжет для своего цикла «Виллехальм».
Как гласит история, языческий