Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

– Я думаю, вы идете на поводу эмоций, позволяя своему положительному отношению к книге влиять на ваше решение относительно ее изучения на занятиях, – заявила я. – То, что лично вы находите ее хорошо написанной, не означает, что это подходящий выбор с образовательной точки зрения. Вы не оцениваете рационально, насколько она отвечает потребностям учеников, а это означает, что ваш мыслительный процесс искажен непроверенными предположениями и излишне восторженным отношением к книге, чтобы делать по ней заключения.

Бум! Микрофон опускается. Шари: 1; учитель: 0.

Он спросил, закончила ли я. Нет конечно. Закончила? Я только начинаю.

Одноклассники, пораженные моей проповедью, сидели растерянные и сердитые. Я как будто слышала их молчаливые мольбы уже заткнуться и позволить учителю продолжать урок. Он, к счастью, воспринял это, скорей, как шутку.

– Никогда не думала пойти в юристы, Шари? – он усмехнулся и велел всем открыть страницу 52.

– Вообще-то думала, – пробормотала я, раздраженно шелестя листами. Щеки у меня горели от смущения и одновременно довольства собой. Как странно: я, всегда такая застенчивая, превратилась в того, кто готов с любой крыши кричать о своей правоте.

Когда я рассказала Руби про инцидент в школе, она пришла в восторг.

– Ух ты, с твоей стороны было проявлением любви и доверия сказать подруге, что ты думаешь о ее распутном поведении, – заявила она с горящими глазами.

– Значит, ты не думаешь, что я была неправа, когда спросила ее о мотивах?

– Нет, это был очень правильный вопрос, Шари. И что она ответила?

– Ну, она вроде как расстроилась.

– Теперь ты видишь, как проявляются отклонения в мышлении? Она не хотела отвечать на твой вопрос, хотя ты всего лишь высказала правду. Моя дорогая Шари, ты такая храбрая и умная!

Я не была ни умной, ни храброй. Я просто неслась вперед на волне псевдоправедности, внушенной мне «СоЕдинением». Как будто мы особенные и владеем знанием, недоступным всем остальным. На такое быстро подсаживаешься. Острым взглядом и с еще более острым языком я выискивала заблудшие души и набрасывалась на них, стоило нашим путям пересечься. Я считала себя крестоносцем, сражающимся за правду, воином света, готовым обличать пороки и слабости. Иными словами, я была злобной задиристой сучкой, – но сама этого не замечала. И плевать я хотела, что лишаюсь друзей, если это сулило похвалу от матери.

«Я так горжусь женщиной, которой ты становишься», – говорила она, и я от удовольствия раздувалась, как воздушный шар.

Я упивалась этим новым, с трудом завоеванным одобрением, как цветок, тянущийся к солнцу. Всю жизнь я мечтала, чтобы мама заметила меня и оценила по достоинству. Руководствуясь учением Джоди, я как будто бы сумела добиться любви и принятия Руби, к которым так стремилась.

Наконец-то я нравилась ей: бывали дни, когда мне казалось, что мы стали подругами.

Глава 22

Жгите и будьте вы прокляты

В 2019 году благодаря растущему успеху канала – два с половиной миллиона подписчиков и прибывают новые – Руби и Кевин купили еще один дом в Спрингвилле, в квартале от первого обиталища «8 Пассажиров», и теперь уже по-настоящему роскошный.

Там было три этажа с великолепным, заросшим старыми деревьями задним двором для обустройства (привет, джакузи под открытым небом). С семью спальнями и шестью ванными – ладно, пятью ванными и одним туалетом, – дом прекрасно вмещал нашу семью и чудесного щенка кавапу Дуайта, которого мы завели после того, как умерла Нолли.

Спальни девочек находились на верхнем этаже. Хозяйская спальня Руби и Кевина стала буферной зоной в разделении полов: мальчики – Чед и мой младший братик – оккупировали подвал, где у них была собственная ванная, стол для бильярда, напольный футбол и даже полноценная кухня (хотя Руби быстро переделала ее в кладовую для своего морозильного оборудования).

Две огромные морозилки работали непрерывно, жужжа двадцать четыре часа в сутки и сохраняя все, от остатков обеда до продуктов, купленных оптом со скидкой. Туда отправлялись недоеденные стейки, овощи с распродажи, готовые обеды – на черный день, витавший где-то у Руби в воображении. Она экспериментировала даже с заморозкой зелени: молола ее в пыль, чтобы потом восстанавливать.

Несмотря на свое величие, дом выглядел до странности безжизненным. Просторным и современным, но бездушным. Построенным для шоу, а не для жизни. Увлечение Руби фотогеничным минимализмом означало, что стены там оставались голыми – не считая нескольких картин. Освещение было как в больнице: ряды ярко-белых встроенных светильников, которым не хватало теплоты. Под ними все выглядело чистым и безупречным, но я бы предпочла иметь торшеры и настольные лампы. Как все в нашей жизни, свет удовлетворял требованиям камеры, а не комфорта. Нам даже не позволялось украшать свои комнаты или вешать постеры: Руби боялась, что скотч испачкает краску, а гвозди повредят стены. Дом больше походил на выставочный зал, чем на настоящее жилье.

Из моей спальни на верхнем этаже открывался вид на задний двор – кусочек природы в обрамлении двух окон. За ними пестрела зелень: живая изгородь из разросшихся буков простиралась вдоль ручья в дальнем конце сада. Листва шелестела под ветерком, частично закрывая тянущиеся за ручьем поля. В ясные дни я могла разглядеть вдалеке, как пасутся соседские лошади.

Много месяцев после переезда я спала на матрасе на полу, накрываясь одеялом, которое теперь почему-то плохо помню. Кажется, оно было в бело-синюю полоску, но со временем детали стерлись. Забавно, как столь важная часть моей повседневной жизни затуманилась в памяти. И, честно говоря, мне не нравилось иметь собственную спальню: я скучала по временам, когда жила с младшей сестрой, которая своим весельем помогала мне разгонять мрачные мысли.

По ночам я часто оставляла окна открытыми и слушала ласковый шепот ручейка. Умиротворяющий шелест листьев и журчанье воды помогали мне засыпать. По утрам я нередко вставала с зудящими глазами и опухшим носом – все из-за буков во дворе. Но это казалось мне мелочью. В нашем доме – памятнике искусственному совершенству – только природа и напоминала о душевности и теплоте. Открытые окна стали моим якорем, дверью в живой, настоящий мир, так резко контрастировавший со стерильной пустотой у нас дома.

3 марта 2020 года, на мой семнадцатый день рождения, Руби, наконец-то, разрешила мне покрасить в спальне одну стену. Я выбрала узор из зеленых и синих треугольников – маленький бунт против холодной белизны, царившей в доме повсюду. Это было как глоток свежего воздуха, капля самовыражения в нашем строго подконтрольном мире. Но радость длилась недолго: десять дней спустя мир остановился, когда в стране