Восьмой дан Владимира Путина - Дмитрий Игнатьевич Выдрин

о том, что после моей смерти поговорить не с кем, мне приятны при всей их кокетливости. Но вот что в моих мыслях вас будоражит больше всего?

Путин: Ваш замечательный вывод о том, что любить могут только храбрые. Раньше я отвагу, смелость считал самодостаточными. Не думал, что у них есть еще и великие бонусы. Оказывается, награда за них самая великая – дар любви.

Ганди: Только не надо меня канонизировать, мудрецы и святые тоже ошибаются – и может, чаще, чем простые люди.

Путин: Ошибка мудреца остерегает нас от ложного пути, а ошибка простого человека толкает на этот путь.

Ганди: Не знаю, не знаю. Но напомню: грамм собственного опыта стоит дороже тонны чужих наставлений. Это касается и мудрецов, и простых людей.

Путин: А если человек несвободен в приобретении собственного опыта? Я хотел на Украине…

Ганди: Не продолжайте, вам не идет самооправдание. Вы же знаете, что ограничение вашей свободы – производная не от внешних обстоятельств, а от внутренней слабости. И только! Вы сильный, храбрый и свободный человек, но иногда об этом забываете. И забываете, что Россию, как и Индию, нельзя поменять снизу – но и убить сверху.

Путин: Но мир развивается…

Ганди: Мир не развивается, он только меняется, и задача лидера – вписать себя и свою страну в амплитуду этих перемен.

Конфуций

Путин : Я бываю во многих странах: переговоры, встречи, конференции. Мне готовят справки по этим странам. Но они часто ложны и не помогают правильно построить диалог с местным руководством. Откуда лучше черпать информацию о других государствах и их особенностях?

Конфуций : Только не от других. Будь в чужих государствах любезен, почтителен, скромен и уступчив – и вся правда о стране откроется сама.

Путин : Народ требует от политиков нравственности, но, если честно, сам в массе своей безнравственен. Что делать? Не возрождать же «Моральный кодекс строителя коммунизма»?

Конфуций : Не знаю, что это такое. Знаю только, что нравственным может быть только тот, кто помнит и вспоминает о своих предках.

Путин : Я так и знал! Бессмертный полк!

Конфуций : Не знаю, что это такое.

Путин : Некоторые меня считают преемником Ельцина, хотя я не разделяю его идей и взглядов. Но я не могу подвергнуть его осмеянию и шельмованию, так как благодарен за то, что он выдвинул и поддержал меня.

Конфуций : И будь благодарен. Но если ты не изменяешь порядков, заведенных предшественником в течение трех лет, этого достаточно, чтобы считаться благодарным и почтительным.

Путин : Мне импонирует непринужденность американских президентов. Но внушает и уважение церемонность китайских лидеров.

Конфуций : Непринужденность имеет границы своей полезности, а церемонность – нет.

Путин : Восточные мудрецы говорят, что заниматься любовью лучше под открытым небом, чтобы можно было видеть на небосклоне свою звезду. Иногда мне приходится походя «отлюбить» кого-то из политиков. На какую звезду смотреть при этом?

Конфуций : Смотри прямо на Полярную звезду. Только она неподвижна, а все остальные крутятся вокруг нее.

Путин : Какой возраст лучший для политика?

Конфуций : У каждого возраста есть свои преимущества, но и свои недостатки. Например, в 30 – ты самонадеян, в 40 – безапелляционен, в 50 – думаешь, что знаешь все… Но только после 70 можешь следовать своим чувствам и при этом не переходить меры.

Александр Вертинский

Путин : Я думаю, вы – главный любовник всех времен и народов.

Вертинский : Особенно в бананово-лимонном Сингапуре.

Путин : Я серьезно… Ну, почти. Как можно совместить заботы о мире, философию бесконечного бытия, глобальные государственные проблемы и любовь к конкретной маленькой женщине, которая может все это затмить?

Вертинский : А вы любили?

Путин : Да, первый раз, кажется, вашу дочь Анастасию, когда пацаном посмотрел «Человека-амфибию».

Вертинский : Анастасия… Впрочем, как хорошо без женщины, без фраз, без горьких слов и сладких поцелуев, без этих милых, слишком честных глаз, которые вам лгут и вас еще ревнуют.

Путин : Короче – политика!

Вертинский : И как смешна нелепая игра, где проигрыш велик, а выигрыш ничтожен, когда партнеры ваши – шулера, а выход из игры уж невозможен.

Путин : Это уже геополитика.

Вертинский : Да, матушка Россия не изменилась. Тогда вот вам еще про европейский выбор. Вы, несомненно, с большими данными: три-четыре банкротства – приличный стаж. Вас воспитали чуть-чуть по-странному, я б сказал, европейски – фокстрот и пляж.

Путин : То есть не пляжный спасатель, а спаситель – он предведает, а не предвидит.

Владимир Высоцкий

Путин : Владимир, мне все сложнее скрывать, что вы мой любимый автор и у вас я научился большему, чем в «вышке» (Высшей школе КГБ. – Д.В.). Ваши книги я дарю самым близким мне людям на дни рождения. Надеюсь, они увидят там правду жизни, какую не увидишь в высоких кабинетах…

Высоцкий : А люди все роптали и роптали. А люди справедливости хотят: «Мы в очереди первые стояли, а те, кто сзади нас, – уже едят».

Путин : Я понимаю, что приватизация была проведена небезупречно, но я тогда еще не мог влиять на ее концепцию и механизмы. Чубайс, Гайдар…

Высоцкий : Но снова объяснил администратор: «Я вас прошу, уйдите, дорогие! Те, кто едят, ведь это – депутаты, а вы, прошу прощенья, кто такие?»

Путин : Согласен, надо многое исправлять, но понять бы, с чего начать!

Высоцкий : А мы живем в мертвящей пустоте, – попробуй надави – так брызнет гноем, – и страх мертвящий заглушаем воем – и те, что первые, и люди, что в хвосте.

Путин : Согласен, без высоких смыслов жизнь пуста и страшна, и возрождение наше лежит не в сфере потребительства, а в духовности.

Высоцкий : Разбрелись все от бед в стороны. Певчих птиц больше нет – вороны.

Путин : Думаю, мы найдем в себе силы сосредоточиться, воспрянуть, понять свою миссию.

Высоцкий : И любовь не для нас. Верно ведь? Что нужнее сейчас? Ненависть.

Путин : Ненависть – это у соседей, а мы умеем прощать даже своих партнеров.

Высоцкий : Средь них пострадавший от Сталина Каплер, средь них уважаемый мной Чарли Чаплин, мой друг Рабинович и жертвы фашизма, и даже основоположник марксизма.

Путин : Да, со всеми надо строить нормальные отношения, хотя, признаюсь, это нелегко.

Высоцкий : По Курской, Казанской железной дороге построили дачи – живут там, как боги… На все я готов – на разбой и насилье, – и бью я жидов – спасаю Россию!

Путин : Ну, тут вы сами себе противоречите. Мы «Правый сектор» не пустим в Россию ни по Курской, ни по Казанской!

Высоцкий : Средь оплывших свечей и вечерних молитв, средь военных трофеев и мирных костров жили книжные дети, не знавшие битв, изнывая от детских своих катастроф.

Путин : Но мы сильно выросли и возмужали за последние годы. Украина научила, да и Сирия чего стоит!

Высоцкий : И пытались постичь мы, не знавшие войн, за воинственный крик принимавшие вой, тайну слова, приказ, положенье границ, смысл атаки и лязг боевых колесниц.

Путин : В точку! Они просто не понимают, чего они натворили, что в нас пробудили.

Высоцкий : Будет чудо восьмое, и добрый прибой мое тело омоет живою водой… Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли, этой обетованной, желанной, и колумбовой, и магеллановой!

Путин : Конечно, хватит всем, но надо меняться, не упустить бы этот момент рождения нового.

Высоцкий : Час зачатья я помню неточно…

Дзигоро Кано – основатель школы дзюдо «Кодокан»

Путин : Учитель, спасибо вам за школу! Без нее я, пожалуй, не выжил бы. А возможно, и моя страна.

Кано : Я вообще-то не учитель, а сэнсэй.

Путин : В русском языке это фактически одно и то же.

Кано : Владимир, у нас это разные понятия. Здесь такое же различие, как между понятиями «спаситель» и «спасатель». Мы с вами относимся к первым. А на