Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

гайки на какое-то время завинчивались, но потом все становилось по-старому.

Все арестанты: пацаны, девчонки – приходили на «следку», как на настоящую тусовку. Свободно, без чьего-либо присмотра общались, уединялись для интима в конвойных боксах, шатались по коридорам, заглядывали в кабинеты – друг к другу «в гости».

Я и сама не раз уже заглядывала к Тамаре в кабинет. Мое общение с Марком длилось недолго – обычно минут пятнадцать-двадцать. А дальше приходилось ждать по несколько часов, пока меня не отведут обратно на спецы. И как-то в эти часы ожидания я стала обходить от скуки все кабинеты, и вот в одном из них вижу – сидит Тамара. Она машет мне, радуясь возможности прерваться. Знакомит со своей подельницей Инной Сальцевич. Они в кабинете вдвоем, их опер куда-то вышел. Ему тоже дико утомительно сидеть и наблюдать, как две женщины листают тома дела «в темпе вальса», делают по ним всякие заметки в тетрадочке… И так каждый день. Жуткая тоска для всех соучаствующих…

И тут возникает эта увлекательная авантюра с рисунками. Я говорю Тамаре: «Хорошо, давай попробуем!»

Наступает день «икс». То есть, «заказывая» на «следку» Тамару, дежур произносит и мою фамилию. Значит, пришел Марк. Я отдаю Тамаре кипу рисунков, она засовывает их в один из файлов в своей толстой папке – между двумя листами какого-то текста. Я описываю Тамаре внешность Марка. И на это хватает буквально двух определений: восточного типа, мощный такой. Марка действительно трудно с кем-то спутать.

Тамара благополучно проходит досмотр. За два с лишним года все сотрудники изучили ее уже наизусть. Как Тамара шутит с некоторыми из них: «Мы уже почти семья! Со мной вы проводите больше времени чем с родными, да же?» Так что ее и правда шмонают спустя рукава. А я иду с пустыми руками – с меня и взять нечего.

И вот мы у входа «следки». Дежурный за окном раздает нам талоны с номерами кабинетов. Тамара шепчет мне: «Я в десятом». Я киваю. И прохожу в свой, двенадцатый кабинет, там меня дожидается Марк. В двух словах объясняю ему ситуацию. Он понимает все с полуслова и выходит из кабинета. А потом возвращается с рисунками. Ура! Все получилось!

Тамаре пришлись по вкусу эти шпионские игры. Она в красках потом описывала произошедшее в их кабинете:

– Какой твой адвокат крутой мужчина! Импозантный такой. Заходит, серьезно так говорит: «Извините, у вас нет случайно чистых листов?» А я его сразу узнала! И говорю: «Конечно, есть, возьмите, пожалуйста». А он: «Благодарю вас», – и серьезно так выходит.

«Что ж», – думаю. А завершить этот рассказ можно словами: «Штирлиц шел по коридору»… Но все равно, как же здорово, что все получилось! Расколов, давай, до свидания!

Впрочем, дальше я видела этого Расколова всего пару раз за несколько месяцев. И он ни разу ко мне не подошел. Видимо, все же понял, что я лишь безобидная художница-писательница, да, немного странная, но взять с меня нечего. А потом, с приходом нового начальства, Расколов и вовсе покинул наш изолятор…

А энергичная Тамара получила на ближайшее будущее самое настоящее развлечение. И еще она, к моему удивлению, успевала каким-то образом показывать мои рисунки всем своим знакомцам, приходившим в то время на «следку». И круг «фанатов» моего творчества стал немного расширяться.

Узнала я об этом так. Однажды меня повели со «следки» в камеру не напрямую, а через заход на общий корпус. Дежур решил «прихватить» оставленных там пацанов со спецблока. И вот мы идем с общего корпуса цепочкой – я и несколько пацанов. В одном из них я узнаю Тамерлана Эскерханова, про которого постоянно говорили девчонки в камере. Они неоднократно обсуждали его внешность, национальность, поведение и так далее.

Меня поразило то, как он себя вел в эти недолгие минуты, пока нас вели по сизошной площади. Этот чеченский парень, обвиняемый в убийстве Немцова, которому светит двузначная цифра тюремного срока, идет и радостно улыбается. Из окон общих камер высовываются пацаны и девчонки, они кричат сквозь решетки: «Эй, Тамик! Привет, родной! Здорово, брат! Как дела? Как жизнь?!» Тамик радостно машет руками, отвечает всем на приветствия. Он не держит руки за спиной, как полагается. Он громко кричит, он хохочет. И дежур совершенно не реагирует на эти вопиющие нарушения ПВР.

Ничего себе! Оказывается, человек в тюрьме может чему-то радоваться и чувствовать себя чуть ли не свободным? Меня тогда это просто потрясло, причем настолько, что, вернувшись в камеру, я тут же нарисовала это «явление сизошной рок-звезды народу». А через недели две, коротая время в коридоре «следки», я снова столкнулась с Тамиком. Он стоял там со своей адвокатшей. И когда Тамик узнал, кто я и откуда, он приветливо воскликнул:

– О, привет! Ты рисуешь! Я знаю, видел, как ты меня нарисовала! Марин, это ж она – художница, помнишь, мы рисунок видели? Хорошо нарисовала, молодец!

«Ну Тамара! И когда только успела!» – подумала я, но на сердце стало тепло. Художник ведь не может без зрителя. Без отклика, без признания. Ну я-то уж точно!.. Мы с Тамиком разговорились. Слово за слово и тут выяснилось, что мой защитник Марк является в то же время и адвокатом его подельника – Заура Дадаева. По этому самому «делу Немцова». «Надо же, как тесен мир!» – думаю. Вот это совпадение! Наверное, это хорошо. И Тамик, видимо, так решил. Обрадовался: «Передавай привет Марку, как в следующий раз увидишь! Он очень хороший человек и адвокат сильный!»

Рисую портреты

…За семь с половиной месяцев моего пребывания на спецблоке я в своих картинках фактически исчерпала все темы и сюжеты бытовой сизошной жизни. Я проиллюстрировала почти все локации и сцены, которые попадались мне на глаза: «следку», прогулочные дворики, медсанчасть и так далее. После перевода в общую камеру я увидела еще пару «кадров», которые ранее мне были недоступны: большая камера с кухней и душевой, спортзал, общие конвойки, храм… Так появился еще ряд тюремно-бытовых рисунков.

Но самым радостным для меня было перейти к рисованию портретов заключенных. Когда я начала эту серию, то почувствовала, что вот оно – настоящее искусство! Я видела, что у меня хорошо получается, и это приносит мне огромное удовольствие. А главное, мои «натурщицы» тоже чувствуют, что участвуют в чем-то важном и позитивном…

На спецблоке, кроме Фаины в первый вечер, мне больше никого так и не довелось нарисовать. Хотя я предлагала много раз. Поэтому я рисовала исключительно по памяти –