Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли

class="a">[352], предвидел неприятности. Возмутительное нападение Генри Эвери на «Ганг-и-Савай» не могло обойтись без последствий. Сурат и Бомбей требовали справедливости. А лучше – крови. Требование отомстить касалось не только похищенных денег, но и святотатства, посягательства на веру, нападения на мусульман, совершавших священное паломничество в Мекку, и обесчещения женщин.

В прошлом Эннесли уже доводилось переживать нападения пиратов и угрозы, однако до сих пор он оставался цел и невредим. Официальные власти Лондона считали рейд Эвери единичным случаем, однако к 1695 году – времени рокового плавания Fancy – Индия падишаха Аурангзеба уже не раз терпела унижения. На суда империи Великих Моголов нападали в 1684 и 1689 годах. И во всех случаях виноваты были англичане. Как бы ни отписывались перья Ост-Индской компании, что обвинения являются клеветой, в реальности Эннесли не мог даже выйти на улицу без охраны[353]. Он встревоженно предупреждал офис компании в Лондоне:

Если бы не пиратство, мы жили бы здесь в таком же или даже большем почете, доверии и уважении, чем когда-либо, все наши усилия, направленные на это, сдерживаются нашими врагами, которые всеми силами стараются, как при дворе, так и здесь, в правительстве, приравнять нас и этих злодеев под общим именем английской нации… Если Богу будет угодно явить милость, чтобы кто-нибудь из этих негодяев попал в наши руки, мы, конечно, сделаем из них публичный пример для всего мира, чтобы оправдать честь нашей нации и вашу честь[354].

Не успели ограбленные «Фатех Мухаммед» и «Ганг-и-Савай» вернуться домой в Сурат в сентябре 1695 года, как Эннесли, уже получивший немало болезненных уроков, прикрыл лавочку. Массы зашевелились, в воздухе запахло бунтом. Эннесли крикнул, чтобы ворота фабрики заперли. Как раз в тот момент, когда с городских базаров хлынули фанатичные толпы барыг, обычно охотно торгующих английскими товарами из-за хорошей прибыли, к форту подскакал Ушур-Бег, военачальник Сурата, и его солдаты. Харкура (третье лицо в городе), муфтий (знаток исламского права) и несколько видных моголов надергали из Корана несколько строк с оправданием убийства англичан в отместку за смерть и мучения множества людей – включая казнь Эннесли.

Правитель Сурата Итимад-Хан, разрываясь между исполнением приказов падишаха и собственными интересами, решил заковать в цепи Эннесли и еще 62 работника Ост-Индской компании и запереть их на территории фабрики на следующие одиннадцать месяцев. Окна заколотили. Британцы в Индии погрузились во тьму. Позже Эн-несли с ужасом вспоминал о тех мрачных днях. «Излишне писать об унижениях, рабских методах и тиранических оскорблениях, которые мы ежечасно претерпевали днем и ночью», – жаловался он[355]. Фабрику окружили две сотни солдат. Английская миссия – и без того крошечный островок в Индии – оказалась отрезанной от внешнего мира. Правитель фактически не дал толпе растерзать Эннесли и его людей.

Всем европейцам запретили носить оружие и перемещаться в паланкинах. Один англичанин попался на улице толпе и умер от ран. На кораблях не разрешалось поднимать национальные флаги. Торговля замерла, безопасность флотилий, направлявшихся на родину, находилась в божьих руках. Под угрозой оказалось само существование Ост-Индской компании в Индии и английской торговли в целом. «Как часто нас ложно обвиняли, – сокрушался сэр Джон Гейер, генерал-губернатор Ост-Индской компании. – Нет, как часто мы доказывали лживость обвинений, и все же при каждой новой тревожной вести о пиратстве на побережье все валится на англичан, а главу и совет компании, а также достойных джентльменов заковывают в кандалы как самых подлых и низких преступников и соединяют цепями, как свору собак, чтобы толпа не отняла у них жизнь»[356].

При первой возможности Эннесли заявил правителю Сурата об абсурдности обвинений Ост-Индской компании в пиратстве:

Уже девять лет на нас возводят одни и те же ложные обвинения, и все это время мы ведем себя как торговцы, а не как пираты. Будь мы пиратами, разве стали бы мы жить среди них [местного населения] и привозить в город товары на 100 000 рупий? Он мог бы подумать, насколько неразумно и смехотворно ожидать чего-либо подобного от людей, снискавших такую репутацию. Будь мы пиратами, стали бы мы грабить под собственными цветами и рассказывать всем, кто мы такие? Нет, если бы мы ограбили корабль, нам следовало бы его утопить, чтобы и через сто лет никто не узнал, что с ним сталось… Отвечает ли их король [Аурангзеб] за всех своих подданных-беглецов, которые могут натворить дел за границей? Не в большей степени, нежели наш государь или мы за тех его подданных, которые отказались подчиняться законам и пиратствуют повсюду[357].

Эти доводы сработали. Эннесли разрешили написать в Бомбей и обратиться за помощью в Лондон. Пока он ждал ответа, прошло много месяцев. У пожизненного слуги Ост-Индской компании было достаточно времени, чтобы поразмышлять о гибельном развитии событий.

После многолетних конфликтов с высокомерными англичанами падишах Аурангзеб разгневался сильнее, чем когда-либо за 38 лет пребывания на троне. Пороховая бочка взорвалась, когда вернувшиеся члены команды «Ганг-и-Савай» поклялись, что некоторые моряки из экипажа Эвери – это бывшие люди Ост-Индской компании, работавшие в Бомбее. Двор Великих Моголов давно подозревал, что служащие Ост-Индской компании сообщают английским пиратам о передвижении флота, направляющегося в Моху[358], и поэтому «часть денег, необходимых для английского сеттлмента, добывается путем грабежа судов, идущих к Божьему Храму [в Мекке]»[359].

Злодеяние Генри Эвери, похоже, доказало, что они были правы. Даже компания вынужденно признала, что «пираты, которые, как утверждают эти люди, были сплошь англичанами, поступили очень варварски с людьми с Gunsway… Все это поднимет черную тучу в суде, а мы хотели бы, чтобы он не породил серьезной бури»[360]. Хотя Эннесли открыто ничего не признавал, он прекрасно знал, что некоторые скромные чиновники английских фабрик проявляли чрезмерный интерес к деятельности пиратов. Они торговали награбленными грузами, а один агент, работавший на Малабарском береге, даже купил корабль, захваченный пиратами в море.

Падишах предпочел бы отказаться от денег, которые европейцы платили за право торговать на его земле, но не подвергать опасности паломников, отправлявшихся в Мекку на священный хадж. Он требовал решить проблему. Или англичане останутся гнить за решеткой.

Великий Могол считал, что все морское пиратство, как планы, так и их реализация, указывают в одном направлении – Англия. Британский бульдог десятилетиями отмахивался от жалоб «туземцев», и Эннесли знал об этом из документов компании. В 1630 году король Карл I предложил капитану Ричарду Куэйлу нападать на своем судне