Клуб 27. Кобейн, Хендрикс, Шакур, Уайнхаус и другие - Елизавета Михайловна Бута

Жерар быстро находит себе другую женщину, которая всеми силами старается заменить детям мать. Жан-Мишель всегда хотел в своей жизни одного – рисовать. Все его тетрадки, а заодно и учебники изрисованы ужасными рисунками. Как ни пытались учителя в школе убедить мальчика в том, что ему бы лучше держаться от холста подальше, Баския все равно рисует на любой свободной от его рисунков поверхности. Мама помогает ему записаться на курсы при Бруклинском музее искусств, и Жан-Мишель начинает туда ходить каждый день.

– Я не пропустил ни одного урока в музее, – гордо сообщает Жан-Мишель однажды своей матери. В тот раз мачеха приводит его на прием в больницу для душевнобольных, где Матильда проходит курс лечения. Женщина с очень длинными, струящимися по плечам волосами и с пустым бессмысленным взглядом сидит на самом краю стула в зале для гостей больницы. Кажется, что в ней уже ничего не осталось от Матильды, той яркой девушки, что могла заплакать при виде картины Пикассо.

– Погоди, какие уроки ты посещал? – нахмурив брови, спрашивает она, и Жан-Мишель обижается на нее навсегда. В какие-то моменты он ненавидит сам себя за эту обиду, но ничего не может с ней сделать. Этот вопрос буквально звенит в его голове всякий раз, когда он приходит к матери.

Вскоре Жерару предлагают работу в Пуэрто-Рико, и Жан-Мишель с сестрами остается на попечении матери и мачехи. Мальчик вскоре утрачивает всякий интерес к учебе, и начинает пропускать занятия. Единственным, что он исправно посещает, остается кружок в школе святой Анны, где он знакомится с парнем, который называет себя Аль Диаз. Он становится его единственным другом.

«В детстве я был очень паршивым художником. Слишком абстрактный экспрессионист; или я бы нарисовал большую голову барана, очень грязно. Я бы никогда не выиграл конкурсы живописи. Я помню, как проиграл парню, который сделал идеального Человека-паука».

(Жан-Мишель Баския)

В школе он чуть ли не единственный темнокожий, поэтому над ним начинают издеваться, а учителя отпускают расистские шуточки. Жан-Мишелю все сложнее приходить в школу. Все заканчивается на благотворительной ярмарке, на которой Жан-Мишель ссорится с директором.

– …Ты должен быть благодарен, что тебя сюда пустили, дали возможность учиться, праздновать, есть этот торт, наконец! – говорит ему мужчина, после того, как Баския огрызается на какую-то его фразу. Жан-Мишель смотрит несколько секунд на кусок торта, на который показывал директор, а затем хватает бумажную тарелку и с силой кидает ее в мужчину.

Все заканчивается отчислением. Пару месяцев Жан-Мишель бессмысленно слоняется по городу вместо занятий, покупает легкие наркотики и слушает музыку. Вскоре Жерар приезжает из командировки и узнает о том, что сына отчислили. Жерар требует вернуться к учебе, но сын вместо этого попросту уходит из дома. В конце концов, Жерар находит сына спящим на лавочке в Центральном парке. Возвращаться домой он уже не хочет. Мужчине приходится обратиться в полицию, чтобы сына привезли домой.

Спустя несколько месяцев бесконечных метаний, Жан-Мишель все же соглашается на последнее предложение отца: он поступает в школу искусств, и за это родители продолжают обеспечивать юного художника. Жан-Мишель не упоминает, что согласился он лишь потому, что в это школу ходит его лучший друг Аль Диаз.

Спустя пару месяцев после начала обучения они уже вдвоем слоняются по пустым и тихим улицам Нью-Йорка.

– Тут стало тихо. Слишком тихо, – бормочет однажды Жан-Мишель, заглядывая в один из мрачных проулков между кирпичными домами.

– В Нью-Йорке не бывает тихо, город всегда разговаривает с тобой, – усмехается его приятель.

– Кто это сказал? – хмурится Жан-Мишель.

– Samo, – отвечает ему приятель и усмехается собственной шутке. Это слово Аль Диаз использует для описания любой чуши.

Улицы всегда разговаривают с тобой

Сегодня Нью-Йорк – мировая столица. Мерцающий калейдоскоп, в котором можно увидеть все, что только можешь себе представить. Хочешь увидеть грязные улицы с кучами мусора возле торговых центров? Просто сверните в проулок рядом с Рокфеллер-центром. Хочешь посмотреть на то, как проходят уличные баттлы – погуляй вечером по Квинсу. Мировые художественные галереи? Есть целая карта с сотней точек на теле города. Сегодня сложно себе представить, что когда-то Нью-Йорк был другим. В начале 1970-х на улицах этого города стало очень тихо, а некоторые кварталы, онемев, без конца полыхают от стихийных пожаров. Всего пять десятилетий назад этот город называли самым опасным мегаполисом в мире. Если ты имел привычку ездить на метро, то риск быть избитым и ограбленным в течение года близился к ста процентам.

Где-то в конце 1970-х все газеты Нью-Йорка выходят под заголовком: «Президент говорит городу “сдохни”». И это правда. Нью-Йорк к тому времени буквально погряз в долгах. Еще немного и город должен будет объявить себя банкротом.

С начала 1960-х пять итальянских семей делят Нью-Йорк на сферы влияния, темнокожий гангстер Бампи Джонсон[14] периодически устраивает бандитские войны, когда итальянская мафия вдруг покушается на его Гарлем. «Черные пантеры» забирают себе власть путем старого доброго террора…

Наступает эра гражданских протестов и массовых беспорядков. Феминистки, темнокожие активисты и прочие меньшинства требуют прав, и уже совсем не мирным и ненасильственным протестом. На улицах становится опасно, и многие целыми семьями начинают переезжать в фешенебельный пригород. Этому процессу способствует и новая государственная программа: купи себе домик за 10 000 долларов. Повсюду начинают агитировать покупать дома и уезжать за город. Буквально за несколько тысяч долларов можно позволить себе жить в перспективном и очаровательном пригороде, как с рекламы «Завтрака для чемпионов» 1950-х. Ветераны Вьетнамской войны, которые в большинстве своем не могут устроиться на работу и страдают от ПТСР, могут и вовсе бесплатно переехать в свой дом за городом и затем платить ипотечные взносы, которые ниже, чем плата за коммунальные платежи в разваливающейся квартире с гнилыми стенами где-нибудь в Бронксе или Гарлеме.

«Огонь привлечет больше внимания, чем любой другой призыв о помощи».

(Жан-Мишель Баския)

Все это начинает напоминать массовый исход. Более или менее благополучные и обеспеченные семьи уезжают из города, а в их квартиры селятся уже куда менее благополучные люди. Целые районы начинают пустеть. Стоимость недвижимости падает чуть ли не до нуля. Единственным способом что-то выручить за свою квартиру в Бронксе или Гарлеме остается страховка. Люди массово покупают страховку на жилье и… поджигают собственные квартиры и дома. Кварталы, где стоимость недвижимости упала до неприличных значений, начинают полыхать от постоянных пожаров, а в сожженных домах селятся бездомные, сквоттеры и начинающие художники, писатели и наркоторговцы