Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

моем мозгу. Затопившие мысли не дали мне уснуть всю ночь. Мне стало невмоготу лежать, и я вскочил в шесть утра, бурля нетерпением скорее увидеть газеты. Неужели это и есть Народная Революция? Газетные строки прыгали перед глазами. От восторга я не мог заставить себя читать все подряд и то перескакивал к концу столбца, то заглядывал на середину другого – я словно хотел проглотить эту новость всю разом! Не помню, как прошло утро. Как-то машинально проделал все утренние процедуры. Пытался побриться зубным порошком, потом сел в пустую ванну и забыл открыть кран. Завтракал ли я в тот день? Не помню.

Какая радость, какая радость! Неужели нельзя мне никак попасть в Россию? Сейчас же? Я ринулся в русское консульство, чтобы выхлопотать себе паспорт, но унылые чиновники сообщили, что никаких инструкций не получали, что я должен снестись с Хоум-офис и т. д. и т. д.

Что делать? Может, запросить по телефону у Временного правительства разрешение на выезд? Но у них сейчас дела поважнее, чем мое возвращение в Россию. Я вспомнил, как в 1905 году мне было жаль товарищей в ссылке, когда они не могли вместе со мной наблюдать радостное зрелище революционных событий. А теперь я сам в подобном положении. Невероятное счастье и невероятная боль. Какая трагедия – провести полжизни в…»[172]

Здесь важнее не смятение чувств, общее тогда для всех эмигрантов, а откровенность, какую Литвинов позволял себе очень редко. Дневник оборвался на полуслове – было уже не до того. Монотонная рутина, всегда тяготившая его, сменилась бурной активностью. Вскоре при содействии посольства был создан делегатский комитет для содействия возвращению эмигрантов в Россию, председателем которого стал Чичерин. Литвинов вошел в число активистов. Комитет занял две комнаты того же дома на Шарлотт-стрит: в первой сидел сам Чичерин, во второй – его секретарша Анджела Нагель, дочь народовольца. Англия с ее мощным флотом была единственной страной Европы, откуда беженцы могли попасть в Россию, поэтому туда началось настоящее паломничество. Многие прибывали целыми семьями, с просроченными паспортами или вовсе без документов. Всех надо было принять, разместить и отправить на родину, чем и занимались Литвинов и другие члены комитета. Деньги на это предоставил посол Константин Набоков – либерал-конституционалист, дядя знаменитого писателя.

К концу апреля удалось наладить отправку эмигрантов морем из Абердина в норвежский Берген, откуда они по морю или по железной дороге добирались до Петрограда. Каждую группу по 30–40 человек сажал на абердинский поезд сам Чичерин. Первой партии не повезло – взявший их на борт корабль налетел на немецкую мину, и все погибли. Чтобы обезопасить пароходы от подводных лодок, их стали сопровождать миноносцы королевского флота. Британское правительство заботилось об эмигрантах – еще недавно никому не нужные, теперь они были ценным политическим ресурсом. Новая власть, куда многие из них вливались, должна была лучше царской помогать союзникам в войне. Это обещали эмиссарам Антанты лидеры Временного правительства – Милюков, Гучков, Керенский.

Русские революционеры спешили домой со всех концов земли. Троцкий, отправившийся из Нью-Йорка, был арестован в канадском порту Галифакс – якобы за получение «немецких денег», – но вскоре отпущен и 4 мая через тот же Берген добрался до Петрограда. Рвался в Россию и Ленин, но выехать из Швейцарии через воюющие страны было почти невозможно. Тут вступили в действие настоящие немецкие деньги – на средства германского Генерального штаба неутомимый Парвус организовал перевозку Ильича и десятков других эмигрантов в знаменитом «пломбированном вагоне». В порту Засниц они пересели на пароход, добрались до Стокгольма, а оттуда поездом отправились в Петроград. Уже 3 (16) апреля вождь громко огласил встретившей его толпе свои «Апрельские тезисы» с лейтмотивом: «Никакой поддержки Временному правительству!»

Эмигрантская колония в Лондоне тоже сильно поредела – среди прочих уехал и Майский, которого судьба занесла вначале в ряды противников большевиков. Сам Литвинов тоже стремился уехать, но его сыну было всего несколько недель, а Айви еще не пришла в себя после родов. Оставить их без поддержки он не мог, а везти по морю, кишащему немецкими субмаринами, казалось безумием. К тому же в июне ему предложили выгодную должность заместителя директора в лондонском филиале Московского народного банка, деятельность которого охватывала всю Европу. Конечно, в финансах он мало разбирался, но должен был обеспечивать связь банка с британскими официальными лицами. Его зарплата позволила семье жить более обеспеченно, а позже, в сентябре, переехать в отдельный домик на Хиллфилд-роуд, 30.

Не забывая помогать партии, Литвинов решил издать на английском книгу о русской революции. Договорился с лейбористами о том, что они дадут деньги на издание, а один из лидеров партии, Эдвин Фэрчайлд, напишет предисловие. Попутно он узнал, что в Ливерпуль прибыл на ремонт легендарный крейсер «Варяг». Затопленный командой в неравном бою, он был поднят японцами и включен в состав их флота, а во время Первой мировой продан царскому правительству и отправлен в Мурманск, откуда и попал в Англию. Литвинов сумел проникнуть на него, назвавшись представителем русских эмигрантов в Лондоне, и долго рассказывал морякам о революции и ее перспективах.

Перспективы между тем становились все туманнее. Непродуманные меры Временного правительства развалили старую власть и армию, не создав при этом новой. На фронте началось массовое дезертирство, плохо подготовленное июньское наступление завершилось провалом. Большевики, саботировавшие все решения власти, в июле подняли открытый мятеж, который был подавлен. На укрывшихся в подполье большевистских лидеров объявили охоту, обвинив их в работе на немцев. Но «временным» и тут не хватило твердости: ленинцы смогли собраться с силами и уже в августе почти открыто провели в Петрограде свой VI съезд, на котором в их ряды вступили «межрайонцы» во главе с Троцким и Луначарским.

Литвинов обо всем это знал мало – новости из России доходили с опозданием и в сильно искаженном виде. У эмигрантов были свои сенсации: в конце августа Чичерина арестовали и отвезли в Брикстонскую тюрьму. Подозревали, что на него донес властям посол Набоков, которому Чичерин признался, что отрицательно относится к Временному правительству и желает скорейшего прекращения войны. Литвинов был с ним вполне согласен и через лейбористов добивался скорейшего освобождения Георгия Васильевича, хотя недолюбливал его и тогда, и потом. Зато его верность Ленину, которого многие после июльских событий проклинали, была нерушима. В набросках к будущей книге он ленинскими словами писал: «Керенский готовит нового Бонапарта – генерала Корнилова». Новый главнокомандующий русской армией и правда «глядел в Наполеоны» – в конце августа он повел войска на Петроград, чтобы навести там порядок, но потерпел провал. Неудача