Товарищество на вере. Памяти Инны Натановны Соловьевой - Анатолий Смелянский

искусство, обрывается сразу? Это неправда. И та струйка крови из крошечных красненьких кусочков смальты, которая на Киевской Софии стекает с веретена у Богоматери огромной, во всю стену алтарную, замыкающую, – это же реальность. И ни разу за все осады этой церкви она ни разу не отвалилась, эта красненькая струйка. <…> У нас сейчас началась неделя Страстная. Христос опять пришел распинаться, в который раз. Как я валялась у него снова и снова в ногах, то не я была, то была старая блядь Магдалина, то была его святая, божественная мать, нет, мы все валялись у него в ногах и говорили: не надо, они того не стоят, а он снова и снова идет, ну хоть ты тресни. А он идет. И спектакль существует. И ты пишешь дивную статью. И я ее читаю. Исходя нежностью к тебе, к Диме, к Чехову. К Ольге Леонардовне, которая так хорошо играла и напрасно так долго играла. Вот я тоже играю слишком долго свою роль. Слишком долго я ее играю, но не я ею руковожу, и не я имею права ее прерывать. Толя, это изумительный текст. Воля твоя, конечно, я никому его не покажу, если ты это запрещаешь. Никому не покажу, но это я их лишу огромного счастья, огромной радости. Радости знать, что ты молодец. <…> Бог дал этой стране несколько прекрасных заветов. Пушкин их изложил словами своего героя, Пимена, «Описывай, не мудрствуя лукаво, все то, чему свидетель в жизни будешь…»

А мне пора, пора уж отдохнуть и «погасить лампаду», но тебе, как видно, не пора. Какое счастье, что ты не погасил лампаду, какое счастье, что ты написал эти строки. Нет, все именно так, как я знаю. Бог не попустит тому, чтобы это все погибло, нет, никогда, ведь я же его знаю, я его хорошо знаю. Он был рядом со мною, когда шла Вторая мировая война, а мы еще в ней не участвовали. А я жила тогда у моего деда, и это был 41 год, самое начало его… Летом того же года эта война начнется и для нас.

8 июня 2022

Бруклайн

Инночка, как ты меня обрадовала и взволновала последним письмецом. Настя сообщала, что силы твои на исходе, что тебе трудно не то что писать, но и диктовать. В том тексте, что я получил час назад, не видно исчерпанности сил, во всяком случае, тех, что относятся к твоей памяти, к сквозным для тебя мотивам и образам. Я сейчас залез в нашу с тобой переписку, которая началась в 2015 году, когда случился мой исход. Я перечитал наше ауканье через океан, которое длилось почти 8 лет, и поразился обратной перспективе. Что-то важное и настоящее пульсирует в твоих посланиях и диктовках. Я, безусловно, все это сохраню и даже попробую собрать в какую-нибудь книжицу. Я бы мечтал издать такую книжицу у Ирины Прохоровой или в нашем родном мхатовском издательстве. Присовокупил бы к нашей переписке твой портрет, настоянный на опыте нашего совместного марафона. Жизнь сама сплела наши сюжеты, надо бы теперь это все осмыслить, дать этому огранку. Твое последнее письмецо прямо толкает к этому. Как поразительно ты помнишь детали выставки ВДНХ, приуроченной к 50-летию СССР. Я почему-то сразу же вспомнил в ответ безумную поездку с Олегом Ефремовым в Тбилиси в преддверии 60-летия СССР. Мы решили тогда пригласить Темура Чхеидзе поставить в филиале МХАТ спектакль «Обвал» по повести репрессированного замечательного писателя Михаила Джавахишвили. Прилетели в Тбилиси, и там же в аэропорту Олег решил расслабиться. К вечеру он расслабился окончательно и, как это не раз бывало, доверился мне и из гостиницы не вышел. Ранним утром, часа в четыре, в день отлета в Москву (мы жили с ним в одном номере) произошел короткий и самый памятный наш разговор с Олегом. Про «веселие пити», про то, зачем он себя сжигает с двух концов. Вот тогда он объяснил мне механику этого дела, когда человек доводит себя до полного истощения, когда жизнь скукоживается и испаряется, и нет никаких сил эту жизнь длить, он вливает в себя несколько капель эликсира (для меня – отравы) и мгновенно с самого дна воспаряет в небеса. Ему казалось, что таким образом он спасает свою душу. В декабре 1982‑го Темур поставит на сцене МХАТа спектакль «Обвал», а там и Сережа Юрский, и Слава Любшин, и Катя Васильева. И наши с тобой разговоры, которые сейчас выплыли откуда-то из глубины моей дырявой памяти. Знаешь ли ты, вернее, сообщили ли тебе, что несколько дней назад Темурик в 79 лет (он на год меня младше) ушел навсегда в Тбилиси?

Несколько твоих фантазийных фраз навели на возможный поворот сюжета. Ты ж веришь в иной мир и не раз даже сообщала, что ты «там» побывала. Так вот «оттуда» ты находишь способ передать очередное послание. И я отвечаю тебе и отправляю свою реплику в то самое «облако» (это едва ли не главный образ нынешнего цифрового мира). И мы продолжаем общаться легко и свободно, без посредников, и обсуждаем все, что творится в этом мире и в том, где непременно окажемся. И не будет этой нашей переписке никакого финала.

Крепко обнимаю и благодарю,

Т.

Часть третья. Идея. Дело. Слава

Завершался ХX век, думающие люди пытались подвести итоги столетия. В нашем случае было необходимо оглянуться назад и понять, что случилось с Художественным театром. Распад советского МХАТа сильно способствовал направлению наших мыслей.

В 1998 году вышел двухтомник «Московский Художественный театр. Сто лет». В параллель в издательстве А. Р. Т. вышли три тома Ольги Радищевой «Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений». При всей будничности названия это была работа оглушительной новизны, и – что не менее важно – нравственного достоинства историка театра. Ольга Радищева, сотрудник Музея Художественного театра, наш с Инной большой друг, не просто открыла архивные сокровища, которыми она заведовала. Она с документами в руках попыталась объяснить, что случилось с Художественным театром и его основателями в ХX веке. Для Инны Соловьевой это был своего рода творческий вызов. Ну, это как у молодого Б. Пастернака: «Нас мало. Нас может быть трое». Мы многократно обсуждали тогда, какими дорогами пойти вперед и дальше. Вызов был принят: именно тогда, после нашего двухтомника к столетию и трехчастной саги Ольги Радищевой возникла идея главной книги Инны, которая выйдет в 2007 году и будет называться «Художественный театр. Жизнь