Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев

зрения, которую Элиот развивал в своем эссе, была довольно близка Брэдли. Он утверждал, что никакой ритуал невозможно правильно интерпретировать, опираясь на чуждую ему систему верований. От нее зависит и то, что принято считать «фактами». В докладе на семинаре Ройса он заявил: «Вы не можете понять меня. Для того чтобы понять мою точку зрения, вы должны сначала в нее поверить»[158].

Брэдли, однако, предлагал и некоторый выход. Для него реальность едина и целостна – не поддается разделению на отдельные отношения и категории. Даже пространство и время дают лишь частичное и одностороннее понимание реальности. Для единства необходимо более глубокое основание, которое он называет Абсолютом, иначе мир становится бессмысленным. Мысль и реальность, волю и ощущение удерживает вместе именно Абсолют.

Но «конечные центры», индивидуальные сознания, могут приблизиться к Абсолюту только через причастные ему явления, потому что мы живем в мире явлений. И хотя доступная им ограниченная истина может быть только условной, все же через явления мы приближаемся к Абсолюту. Абсолют придает смысл и значение индивидуальным существованиям, даже если они не способны полностью этот смысл познать. Разделение удаляет от Абсолюта, а организованная и гармоничная система позволяет приблизиться к нему.

3

В начале 1914 года в Гарвард был приглашен Бертран Рассел. В 1910–1913 годах вышли три тома знаменитого трактата Рассела и Уайтхеда «Principia Mathematica». Рассел читал курс лекций «Наше знание и внешний мир», куда входили элементы символической логики. Элиот был одним из слушателей.

В дальнешем Рассел сыграл немалую роль в жизни Элиота. Первый раз за пределами университета они встретились, по-видимому, у покровительницы искусств Изабеллы Стюарт Гарднер.

Рассел выделял Элиота среди студентов. 27 марта Элиот и другой студент, Рафаэль Демос, были приглашены в кабинет Рассела для беседы. Он вспоминал позже: «…один, по имени Элиот, очень хорошо одет и воспитан, с манерами, как у выпускника Итона; другой – небритый грек, с подходящим именем Демос, подрабатывает официантом в ресторане, чтобы оплачивать свое обучение. И оба, очевидно, друзья, ни один не обращает никакого внимания на социальные различия»[159].

Между тем Элиот писал кузине, что считает себя «законченным снобом»[160].

На занятиях у Рассела он бывал обыкновенно крайне сдержан. Как-то они говорили о философии Гераклита – Рассел рассматривал его учение в лекции «Мистицизм и логика» – и Элиот заметил, что считает Гераклита похожим на Франсуа Вийона. Возможно, он имел в виду стихотворение Вийона о «дамах былых времен», где повторяются рефреном сравнение с прошлогодним снегом и слова Гераклита о невозможности войти дважды в одну и ту же реку.

Расселу замечание очень понравилось. Он даже упомянул о нем в одном из писем, однако со свойственной ему ядовитой иронией добавил, что замечание Тома было «настолько хорошо, что мне всегда хотелось услышать от него еще одно»[161].

Еще одна их встреча вне университета произошла 10 мая 1914 года на вилле у друга Сантаяны и знакомого Жана Верденаля Бенджамина Арторпа Фуллера, исследователя античной философии и большого поклонника всего французского. Это событие отразилось в поэзии Элиота. В стихотворении «Mr. Appolinax» он под именем «мистера Апполинакса» вывел Рассела, что тот охотно признавал. Рассел в свою очередь упомянул Элиота в одном из писем домой: «Мой ученик Элиот был там – единственный цивилизованный из всех…»

Что касается описания, оставленного Элиотом, оно не менее иронично. Стихотворение впервые было опубликовано в 1916 году без эпиграфа. В более поздних публикациях (начиная с 1920-го) появился эпиграф из сатирика Лукиана. В переводе с греческого: «Какая новизна! Какие удивительные парадоксы! Какой изобретательный человек!»[162]:

Когда мистер Апполинакс посетил Соединенные Штаты

Его смех звенел между чайных чашек.

Я думал о Фраджилион, этой робкой фигурке среди берез,

И о Приапе в кустах,

Глазеющем на девушку на качелях.

Во дворце миссис Флаккус и профессора Ченнинг-Гепарда

Он смеялся как ни за что не отвечающий эмбрион.

Рассел отличался весьма свободными взглядами на любовь и человеческие отношения, но они не были широко известны, тем более в пуританском Гарварде. Описание основано на непосредственных впечатлениях Элиота – он блестяще передает растерянность своих американских соотечественников, которые чувствуют чуждость знаменитого гостя. С ним ассоциируются хрупкая нимфа Фраджилион и Приап, римский божок плотской любви, чья фигурка скрыта в кустах. Фамилия хозяина Fuller заменена на сатирическую кличку Channing-Cheetah (Ченнинг-Гепард).

Но смех его был подводным и глубинным,

Как у морского старца,

Скрытого под коралловыми островами,

Где беспокойные тела утопленников погружаются в зеленом молчанье,

Когда их выпустят пальцы прибоя.

Я искал взглядом голову мистера Апполинакса, перекатывающуюся под стульями

Или выглядывающую из-за ширмы

С водорослями в волосах.

Рассел мог вызывать глубинную тревогу у Элиота, иначе трудно объяснить резкие смены тональности и системы образов, напоминающих местами «Пруфрока»:

Я слышал топот копыт кентавра по твердому дерну,

В то время как его сухая и страстная речь пожирала час за часом после полудня.

«Он очаровательный человек. – Но, в конце концов, что он имел в виду?

– А эти заостренные уши… Он, должно быть, неуравновешен, —

– Кое с чем из того, что он сказал, я бы поспорил».

Что касается вдовой миссис Флаккус и профессора Гепарда с женой,

Мне запомнились только ломтик лимона и надкушенное печенье[163].

Вскоре при поддержке Рассела Элиот смог получить академическую стипендию для поездки в Европу. В Оксфорде он собирался продолжать работу над диссертацией, посвященной философии Брэдли.

4

В конце 1911-го или начале 1912 года Элиотом было написано красивое стихотворение «Плачущая девушка» (La figlia che Piange) с эпиграфом из «Энеиды» «O quam te memorem virgo…»[164]:

Стой на самой высокой ступеньке, стой,

Над вазой садовой легко склонясь,

Солнечный свет в волосах сквозной,

Осени вязь.

С болью во взгляде стисни в руках цветы,

Затем брось их наземь и повернись,

Презрительным взглядом по мне скользнув,

Но в волосах тот же солнечный свет сквозной,

Та же осени вязь.

Я так хотел, чтобы он ушел.

А она стояла с болью в глазах,

Чтобы он ушел,

Как душа оставляет тело, переломанное и разбитое,

Как разум оставляет тело, им использованное и убитое,

Очевидности вопреки

Мне следовало найти

Способ, удивительно легкий и ясный,

Решенье, с которым мы