Андрей Тарковский - Ностальгия

День погас, А ночи нет… Приветствуй час пурпурный.

Над крутизной огромный белый конь,

Как лебедь, плещет белыми крылами, —

И вот взвился и в тучи, над скалами,

Плеснул копыт серебряный огонь».

Они прошли по разным траекториям судьбы, ничего друг о друге не зная, не касаясь, а, может быть, коснувшись, не приняли бы друг друга. Но общность была очень глубокой в точке, никем не разгаданной, туманной точке рождения двух сыновей старинных фамилий в созвездии Рака.

Тарковский родился 25 июня — в раннем Раке, а Набоков хотя и родился в апреле, но в момент его рождения восходящем знаке Рака. Как говорят компетентные специалисты «на асценденте». Рак — их общая привязанность к месту рождения, детскому клановому укладу. Умер В. Набоков 2, а кремирован 7.07.77 года, т. е. также в июле. Он похоронен в Швейцарии, в Мон-Тре.

И трудно найти более точное определение поэтической форме Тарковского, нежели то, которое дал Набоков: «сотворить органическое чудо — стихотворную строчку — совокупление звука и образа»[31].

«Я по каменной книге учу вневременной язык,

Меж двумя жерновами плыву, как зерно в камневерти,

И уже я в двухмерную плоскость проник,

Мне хребет разломало на мельнице жизни и смерти»[32].

В 1974–1975 годах, уже имея мировое признание, его сын Андрей работает над фильмом «Зеркало», первоначальное название которого «Белый, белый день» было строкрй из стихотворения его отца, связанного, в свою очередь, с тенью Александра Карловича Тарковского.

«Отец стоит у дороги

Белый-белый день».

Их отношения, по сути, изменились давно. Они не только отец и сын. Они не только род Тарковских. Они равнозначные творцы, их дыхание сливается в рожденной, новой художественной форме киноленты «Зеркало». Арсений Александрович читает сам в фильме свои стихи. «Жизнь, жизнь» 1965 года.

«Судьбу свою к седлу я приторочил;

Я и сейчас, в грядущих временах,

Как мальчик привстаю на стременах».

Тайна общей жизни-бытия, Мать как центр, намагничивающий все: и прошлое отца, и будущее сына. «Судьбы скрещенье» уже не в проходящем времени жизни, но в вечном искусстве. Исключительный финальный, прекрасный и светлый реквием роду Тарковских. В киноленте «Зеркало» (более подробный рассказ о которой впереди, в главе, посвященной кинорежиссеру Тарковскому) Андрей снимает и Марию Ивановну.

В 1979 году Мария Ивановна скончалась от рака и похоронена на Востряковском кладбище. Она дожила до поэтической славы Арсения, режиссерского восхождения Андрея, до внука Арсения и Михаила, сына Марины, которого успела понянчить. Ее жизнь никогда не знала бытового богатства, но всегда была внутренне полна.

В 1969 году Арсений пишет стихи «Хвала измерившим высоты…». Стихи без прямого посвящения, но хотелось бы верить, что они обращены к Марусе.

«Не белый голубь — только имя,

Живому слуху чуждый лад,

Звучащий крыльями твоими,

как сорок лет тому назад…»

т. е. в 1929 году.

Ровно через десять лет после смерти Марии Ивановны, в 1989 году, умирает Арсений Александрович.

Тема смерти — оборотная сторона темы Вечности. Масштаб и соотнесенности себя со Временем. Жизни при жизни, в истории и жизнь после смерти. Слова: «Поэзия не пустая забава, а дело, следствием которого порой служит ранняя физическая смерть и духовное бессмертие» — в статье о Байроне относятся сразу и к антитезе физической смерти — бессмертию поэта, и довременной смерти Андрея Тарковского, художника, философа, поэта.

Арсению Александровичу пришлось пережить и смерть сына. Андрей умер в Париже в ночь с 28 на 29 декабря 1986 года. Удивительно то, что Арсений Александрович, любя и понимая уникальность Андрея, ни на минуту не был за него спокоен, как бы предчувствуя его жизнь. Друг семьи Тарковских Марина Аграновская написала:

«Вскоре он (Андрей) пригласил нас посмотреть свою курсовую работу — «Убийцы» по рассказу Хемингуэя. (Замечу — это был 1965 год.) Такого кино мы еще не видели. Были потрясены мастерской этой работой. Впечатление, что фильм сделал зрелый режиссер, человек, проживший долгую жизнь. Домой нас везли Тарковские, и Арсений сказал на наши восторженные комплименты: «Бедный Андрюша, трудно ему будет, очень трудно… Ведь он не отступится от своего видения мира, а ОНИ будут его ломать…» Так и было — не отступился, и ломали, но не сломали…

В нем жил страх за то, что будет дальше, после премьеры («Андрей Рублев»), страх отца и гражданина своей страны. Он знал, что будет дальше! И не ошибся ни разу…»[33]

Это был страх отца за судьбу гениального сына, т. е. страх, помноженный на страх.

После премьеры «Сталкера» Арсений Александрович в разговоре с Михаилом Козаковым, которого очень любил, сказал о фильме: «По-моему, это гениально», — как само собой разумеющееся, и помню, что это меня не раздражило, а даже умилило. «Имеет право!» — подумал я (М.К.). Последние годы жизни Арсения Александровича внешне вполне благополучные, по существу — абсолютно трагические. Он ездит за границу, его стихи начинает переводить переводчик Питер Норман на английский язык, выходят его сборники, он получает государственные награды. К восьмидесятилетию награжден орденом Трудового Красного Знамени («Боевое Красное Знамя» было его наградой в годы войны). Но и причин для страданий было много, и главная называлась — «Андрей».

В 1984 году на международной пресс-конференции Андрей Тарковский заявил официально о своем нежелании возвращаться в Советский Союз. Подробнее мы будем говорить об этом в четвертой главе, посвященной Андрею Тарковскому. Сейчас же несколько слов о той спирали, которую чертит история этого рода. Вы помните то письмо, которое Александр Карлович писал сыну Валерию, умоляя его вернуться домой, хотя сам же и воспитывал его в духе свободы.

Не слово в слово, но похожее письмо пишет Арсений Александрович своему сыну, взывая к нему всеми доводами логики и болью сердца.

«Возвращайся поскорее, сынок. Как ты будешь жить без родного языка, без родной природы, без маленького Андрюши, без Сеньки?…Я очень скучаю по тебе, я грущу и жду твоего возвращения…»