Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Царь Иоанн IV Грозный читать книгу онлайн
Выдающийся историк Александр Боханов представляет адекватный портрет первого царя Московского государства, чья фигура веками вызывает яростные споры.
Первый Царь Московского государства Иоанн Васильевич (1530–1584), получивший народное прозвание «Грозный», – одна из самых величественных фигур в пантеоне Русской истории. При нем Русь-Московия превратилась в великую мировую державу, став и по знаку и по существу наследницей великой Римской христианской империи, Третьим Римом, значение которого в мировой геополитике не мог отрицать никто. И уже несколько веков вокруг фигуры этого человека и политика бушуют мировоззренческие страсти. Одни авторы тратят массу сил и слов для морального «ниспровержения» Первого Царя, облыжно приписывая ему «злодеяния», которые тот по большей части и не совершал. Другие стараются вознести Иоанна Васильевича на исторический пьедестал, а некоторые и того больше – ратуют за причисление его к лику Угодников Божиих.
Настоящее исследование выдающегося отечественного историка, доктора исторических наук Александра Николаевича Боханова (1944–2019) преследует цель – дать адекватный портрет Иоанна Грозного человека и политика, в реальных обстоятельствах времени и места. Опираясь на различные документальные свидетельства, используя обширное историографическое наследие, автор развенчивает старые лживые идеологические мифы, показывая истоки и корни их происхождения.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Царь Иоанн являлся человеком XVI века. Он конечно же не был совершенен и подавлял неугодных всеми возможными способами, в том числе и казнями. В своем гневе он действительно был страшен, но мартиролог его жертв в любом случае уступал во много раз таким его современникам, как Король Генрих VIII или Королева Елизавета в Англии, как и некоторым другим, о чем уже ранее говорилось. А потому о какой-то исключительно «русской жестокости» говорить могут лишь те, кому «беспредельно дорог» старый русофобский идеологический ангажемент.
Иоанн же отличался тем, в чем никогда не были замечены его коронованные современники. Он остро осознавал собственную греховность, каялся лично и даже публично, что свидетельствовало о живом чувстве Христапреданности. Истязал свое несовершенное естество многодневными постами и многочасовыми молитвами. Постоянно отправлял в крупнейшие монастыри – Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Соловецкий и другие «заупокойные вклады», порой весьма крупные, на помин души убиенных. В конце концов, распорядился занести все имена казненных в особый Синодик, который был разослан по обителям для молитвенного поминовения усопших. Он заботился о душах тех, кто погиб по его почину, желая избавить их в ином мире от «огня дьявольского».
История этого Царского Синодика сложна и поучительна. Давно было известно о нем, и историки много раз пытались найти этот важнейший документ, который позволил бы предметно судить о масштабах «террора», о котором так много всегда говорилось, но конкретные данные если и приводились, то выглядели просто фантастически. Уже в наше время петербургский профессор Р.Г. Скрынников (1931–2009) провел сложнейшую работу по выявлению отдельных уцелевших фрагментов, а затем и воссоздал ценнейший исторический источник, который и был опубликован[182].
Часто утверждается, что «массовый террор» Царя Иоанна длился 15 лет, и главные жертвы пришлись на период Опричнины, существовавшей с 1565 по 1572 год. Внимательное изучение фактических данных позволило исследователю сделать вывод, опровергающий давние историографические трюизмы «о десятках тысяч жертв». «Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены. По Синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы, в годы массового террора было уничтожено около 3000–4000 человек»[183]. Скрынников привел сводный список погибших, который включает около 3700 человек[184]. Конечно, приведенные цифры нельзя считать абсолютными, но то, что они отражают реальное положение вещей, в том невозможно сомневаться.
Оставим в стороне риторические восклицания моралистов всех мастей о том, что и это – «ужасные цифры». Полемика с подобного рода нервной русофобской публикой не имеет смысла. Важно другое.
Царские писцы, которые и составляли Синодик, имели в своем распоряжении поименные данные почти о каждом из убиенных! Хотя эти архивы не сохранились, но сам Синодик со всей очевидностью это удостоверяет. Царь распоряжался поминать не только души усопших из числа родовитых и именитых, но и людей самого простого звания. В числе поминаемых значились: дворовые люди бояр, обычные «городские жители», повара, конюхи, писари, дворники, каменщики, черносошные крестьяне. На помин их душ Царь постоянно жертвовал деньги храмам и монастырям. Имена убиенных поминали в церквах многие десятилетия и после смерти Царя Иоанна.
Иоанн Васильевич совершенно не заблуждался насчет своей греховности. Знал, что беззакония его, как выразился, «многочисленнее песка морского»[185]. Уповал же на милосердие Создателя к рабу Его, «не отступившему от веры» и кающемуся за дела неправедные. Эти мысли из второго послания Царя к князю Курбскому, написанного в 1577 году. Он не боялся вражеских суждений о своем моральном непотребстве; никто на земле не имел права судить Царя. То, что он писал о себе в послании в «Европу» опровергает ходульный тезис о том, что у Царя якобы было намерение «самооправдаться».
«Со смирением напоминаю тебе, князь: посмотри, как к нашим согрешениям и особенно моему беззаконию, превзошедшему беззакония Манассии[186], хотя я не отступил от веры, терпеливо Божье Величество, веря в мое покаяние. И не сомневаюсь в милосердии Создателя, которое принесет мне спасение, ибо говорит Господь в Святом Евангелии, что больше радуется об одном раскаявшемся грешнике, чем о девяноста девяти праведниках…» Царь каялся сам и призывал Курбского к покаянию, для спасения своей души, но призыв не возымел действия…
Поразительно, насколько Иоанн глубоко осознавал свое тварное несовершенство, порочность натуры, о которых говорил, казалось бы, с неподобающей ему, Царю (!), откровенностью. В своей «духовной грамоте» (завещании), составленной в 1572 году (по другим данным – в 1579 году), обращаясь к наследникам, был к себе выше всякой меры беспощаден.
Он исповедовался детям в страшных грехах, клеймил себя самыми ужасными эпитетами, уподобляя себя омерзительнейшим героям библейской истории. Он писал о «струпьях души и тела», что снизошел от «Иерусалима Божественных заповедей» до «иерихонских страстей», что «впадал в разбой мысленный и чувственный». От Адама и до сего дня «всех превзошел» в беззакониях и даже Каиново убийство «перешел». Имея в виду свое женолюбие, Иоанн сравнивал себя с библейским Ламехом[187], а невоздержанием и гневом походил на Исава и на Рувима[188]. Многое сказав о собственной персоне плохого, Царь прибегал к милости Господа, прося его ниспослать мир душе, просветлить душу и разум[189].
Иоанн Грозный в Александровской Слободе
А.Ф. Максимов, 1905 г.
Иоанн каялся и публично с ранних пор, что вообще являлось беспрецедентным в мировой истории. Так было на соборах 1547 и 1549 годов и на Стоглавом соборе 1551 года. Обращаясь к участникам этого знаменитейшего церковного собора, Царь вспоминал тогда еще недавние времена боярского произвола и просил у собора прощение за свою «юность и неведение»[190].
Самым же пронзительным актом публичного царского самобичевания, аналога которому просто невозможно отыскать в биографиях других правителей, стало послание Иоанна инокам Кирилло-Белозерского монастыря, относящееся к осени 1573 года. Оно было вызвано обращением братии к Царю с просьбой «наставить», как вести себя в связи с прибытием на жительство в обитель двух высокородных лиц: И. Шереметева[191] и В. Собакина[192], претендовавших на особое положение в монастырской общине.
Во всей этой истории важна не сама событийная коллизия, а тот дар смиренномудрия, который явил Московский правитель в послании. Это пример духовного кеносиса[193], столь характерный для многих Отцов Церкви, но редчайший – в истории государственных властителей. В силу этого здесь уместно привести обширную цитату.
«Горе мне, окаянному! Ох, мне, скверному! Кто я такой, чтобы
