Моя история - Джоан Лесли Мэлоун

дня, я купила на свои заработанные деньги еды на всю неделю, а затем купила Трейси новую пару школьных туфель и черные кеды, которые ей очень нужны были. Затем я вернулась на кухню и приготовила еще больше продуктов. На второй неделе я заработала еще больше, и так я обеспечивала нашу семью в течение следующих нескольких недель.

Папа приезжал и уезжал, иногда на три дня «по работе», и мне это не мешало, потому что я все держала под контролем. Дела шли хорошо, дом никогда не был таким чистым, и даже состояние мамы немного улучшилось — она снова начала есть и одеваться по утрам, даже спускалась вниз, чтобы заварить чай. Она мало говорила и оставалась тенью самой себя, но это был проблеск возвращающейся мотивации.

Все шло по плану — и тут папа получил звонок из школы, который заставил меня вернуться в класс. Наверное, мне повезло, что я так долго прогулял школу. Морин сказала, что будет проверять маму по утрам. Но это не успокоило меня. Я не мог сосредоточиться на уроках. Все, что я мог делать, — это ждать, когда прозвенит звонок на часовой перерыв. Школа находилась в пятнадцати минутах бега от дома, поэтому я мчался домой, проводил полчаса с мамой, а затем снова бежал обратно в класс, снова глядя на часы, пока не наступало 15:45, когда заканчивались уроки.

Я и раньше не любил школу, и теперь тем более. Тот факт, что я не помню ни одного имени своих учителей, говорит сам за себя, хотя запахи все еще остались: кожа моих школьных туфель, полироль, которой мы замазывали потертости, запах выпечки кексов и шоколадных корнфлейков, а также запах гари от масляных обогревателей в холодных классах.

Только один случай с учительницей остался в моей памяти.

Я сидел за партой и писал тест, который, должно быть, был очень важным, потому что все были склонили головы. Единственным слышимым звуком было тиканье настенных часов и скрежет ножки стула, когда кто-то из учеников сдвигался с места. Как это часто бывало, я посмотрел на тетрадь и увидел беспорядочный набор слов, и на спине у меня выступил знакомый холодный пот.

Я посмотрел налево и заметил, что девочка ставит галочки в ряде вопросов с вариантами ответов, казалось, легко пролистывая ответы. Я наклонился и стал ставить галочки в тех же ячейках, что и она, — и в этот момент учительница поймала меня.

«ДЖО МАЛОН!» — прогремела она. «Сразу же встань на стул!»

Она нависла надо мной, прервав тест. У нее были злые глаза и сжатые черты лица, и она говорила высокомерным, отрывистым тоном. Я взобралась на стул, глядя вниз на ряды лиц, которые повернулись и смотрели на меня, хихикая над моим унижением. Я почувствовала, как один из моих белых гольфов сполз до середины голени, и пока учительница делала мне замечание, я пыталась наклониться и подтянуть его одной рукой.

«Встань!» — проревела она. Я выпрямилась, как струна. «Джо Малоун, — продолжила она с настоящей злостью, — если будешь списывать, из тебя ничего не выйдет! Ты меня слышишь?!»

Я кивнула, чувствуя, как щеки загорелись красным.

«Я спросила, слышишь меня?!»

«Да, мисс [как бы вас ни звали]».

Мальчик позади меня шептал: «Я вижу под твою юбку! Я вижу под твою юбку!», поэтому я продолжала поправлять юбку сзади, боясь, что его слова — это порыв ветра. Учительница оставила меня стоять там до конца урока, а потом взяла мою тетрадь и провела по ней красную линию, подтвердив мою неудовлетворительную оценку. Я не могла дождаться звонка, чтобы выйти из класса, с нетерпением ожидая следующего урока и более комфортной атмосферы на уроке английского. В этом предмете я не тонула.

Я шла домой, убежденная, что я глупая и что все это знают. Но я держала эту мысль при себе. Я склонна была держать в себе много мыслей и эмоций, никогда не позволяя себе то, что я называю «роскошью чувств». Если в мою голову закрашивалась грустная мысль — а это случалось часто — я спускалась вниз и находила себе занятие: читала книгу, искала работу по дому, пекла пирог. Мне не нравилось, как « » грусть опускала меня — она распутывала меня и вызывала беспокойство — поэтому я научилась отстраняться от себя и помещать грустные мысли в ментальные ящики, которые я отталкивала и отказывалась открывать. Папа всегда говорил, что мысли о головной боли могут вызвать головную боль; поэтому было логично, что мысли о грусти вызывают грусть. Поэтому я не думала об этом.

В конце концов, мамина угрюмость прошла. Однажды утром она спустилась вниз, выглядя отдохнувшей, как будто ее утраченный дух вернулся и снова зажег все огни. Я не могу объяснить это сейчас, и она не могла объяснить это тогда, но она снова почувствовала себя нормальной. Она осторожно вернулась к своей прежней рутине, и прошло неделю или две, прежде чем она вернулась на полную ставку. Я рассказала ей, как я была занята, показала ей дубликаты счетов, объяснив, кто что заказал и как были впечатлены ее клиенты.

Она улыбнулась. «Это хорошо», — сказала она. «Спасибо, Джо».

Я не ждал ничего большего. Ни бурных благодарностей. Ни огромной признательности. Думаю, мама не хотела акцентировать внимание на том, как хорошо у меня все получалось, потому что это подчеркивало то, чего она не смогла сделать. Мама не хотела бы вспоминать об этом времени. Это стало одним из тех периодов, о которых мы больше никогда не говорили. Так обычно обстоят дела в нашем доме. Не было никакого желания возвращаться назад и выяснять причины и следствия. Не оглядывайся назад. Двигайся вперед. Когда есть дело, занимайся им — это, как правило, лучший подход.

 

1979 год принес «Зиму недовольства», когда в Британии, казалось, все, кроме мамы и папы, бастовали. По улицам и паркам накапливались горы невывезенного мусора, школы закрывались, а больницы работали только в экстренном режиме, и Маргарет Тэтчер была избрана первой женщиной-премьер-министром Британии, пообещав восстановить порядок. Но она ничего не могла поделать с тем, что я бросил учебу. Я не сдавал никаких экзаменов, ни одного пробного CSE или O-level. В пятнадцать лет я бросил школу, жаждущий жить своей жизнью.

Я честно говоря не видела в этом больше смысла. Я сказала отцу, что дети получают образование, чтобы научиться зарабатывать деньги и самостоятельно справляться в «большом мире». Ну, я уже этим занималась,