Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков

Донике было необходимо приложить невероятные усилия. Видимо, Рогозкин был на его стороне и помог вывезти пробы, и этого ему не простили. Донике и Рогозкин договорились, что результаты анализов будут обезличенными, то есть никто не будет дисквалифицирован.

Повторный анализ в Кёльне принёс исторические — и фантастические — результаты. Именно на московских пробах Донике отработал определение тестостерона и валидировал свою процедуру IV. В тех видах спорта, где злоупотребляли тестостероном, положительными были 20 процентов проб. Из них 16 проб принадлежали олимпийским чемпионам. Это был прорыв! Второй прорыв — обнаружение диуретиков у представителей тех видов спорта, где есть весовые категории, как в тяжёлой атлетике, или важен внешний вид, как в гимнастике, или считается каждый лишний килограмм, как у прыгуний в высоту или наездников в конном спорте. Диуретики были запрещены МОК в 1982 году.

Всё, что я знаю про Рогозкина и про повторный анализ московских проб, мне рассказал Донике. Он разослал результаты, целую папку, всем членам медицинской комиссии МОК. Действительно, Семёнов её хранил и после серии моих занудных приставаний — в обмен на рассказы про лабораторию Донике и последние кёльнские сплетни — однажды показал её мне. Я видел таблицы и диаграммы, их статистическую обработку и просто хроматограммы и масс-спектры.

Летом 1991 года вышла замечательная книга Виктора Рогозкина «Метаболизм андрогенных анаболических стероидов». Жаль, что она так и не была переведена на русский язык. По такому случаю Донике закупил штук тридцать книг — и пригласил Рогозкина в Кёльн. Рогозкин прочитал небольшую лекцию, потом стал раздавать свои книги директорам лабораторий. Я подошёл и представился, сказал, что я из Москвы. Он спросил: вы работаете у Семёнова? Я ответил, что да… И Рогозкин сделал отстранённое лицо. Всё, разговор окончен. Наверное, в Москве в те далекие годы его предали или глубоко обидели. И я постеснялся попросить у него книжку.

Другой раз я встретил Виктора Алексеевича Рогозкина на конференции в Минске в 2008 году, ему было 80 лет! Я снова представился, уже как директор, он заулыбался и сказал, что читал мои статьи и что рад знакомству (про кёльнскую встречу он, конечно, не помнил). Но и я, и он с супругой приехали буквально на день, прочитать лекцию — и обратно. Никакого шанса спокойно сесть и поговорить у нас не было, у обоих всё было расписано по часам. Да и супруга Виктора Алексеевича доблестно охраняла его от лишних встреч и нагрузок.

Замечательно, что профессор Рогозкин жив и здоров, ему уже далеко за девяносто. Очень хочу, чтобы он прочитал мою книгу. Он принадлежит к тому небольшому числу людей, чьё мнение, впечатление и отзывы мне очень дороги.

Конец «Большой красной машины», 1986–1988

5.1 Увеличение количества проб. — Анаболики под видом комплектующих для оборудования

Что-то изменилось после Игр доброй воли 1986 года. Количество проб в нашей лаборатории значительно увеличилось. Большинство из них шло по линии Госкомспорта, там была группа отборщиков во главе с Анатолием Михайловичем Ящуком. Они привозили пробы со всего Советского Союза. Соответственно, Семёнов отправлял результаты анализов в Госкомспорт, при этом положительные пробы в лёгкой и тяжёлой атлетике обычно утаивались. Потом ещё были наши пробы, левые, или полуподпольные, нам их привозили тренеры или мы сами отбирали мочу у легкоатлетов и штангистов. Это был участок работы, лично руководимый Семёновым в контакте с Григорием Воробьёвым и их друзьями из тяжёлой атлетики — Юрием Анатольевичем Сандаловым и Николаем Николаевичем Пархоменко. Для сбора своих проб мы отдирали с банок остатки липкой ленты с кодовыми номерами и отмывали их от госкомспортовской мочи. Необходимые для упаковки проб пластиковые пакетики и клейкие ленты с номерами в избытке оставались у Семёнова ещё со времен Московской Олимпиады 1980 года. Поэтому внешне наши «левые» пробы не отличались от госкомспортовских, и только мы знали, что серии номеров на липучках были другие. Часто привозили пробы в банках под номерами 1, 2, 3 и так далее, а ещё бывало, что спортсмены приходили сами и сдавали пробы в нашем туалете. Однако Виталий просил меня следить за процессом мочеиспускания, чтобы вместо мочи нам не налили воды с фурацилином или яблочный сок. С помощью «левых» проб отслеживалось выведение анаболических стероидов у ведущих спортсменов. Наши пробы анализировались в первую очередь, результаты мы писали на бумажке и приносили Семёнову в кабинет. Иногда он эти бумажки прятал и не мог найти, так что я всегда оставлял себе копии.

Западные анаболические стероиды были распространены в лёгкой и тяжёлой атлетике, но откуда они брались в таком количестве, ведь в СССР «граница на замке»? Где их брали Виталий Семёнов и Григорий Воробьёв, чтобы чуть ли не круглогодично держать сборные команды на схемах периодического приёма анаболиков? Из общения со спортсменами и тренерами и по собственному опыту я знал, что постоянного и глубокого источника западных анаболиков в Москве и тем более где-то ещё на территории СССР не существовало.

Ответ нашёлся самым неожиданным образом.

Однажды мне надо было сбросить данные анализов на новые 3.5-дюймовые дискеты, пришедшие на смену старым, размером 5.25 дюйма. Старых дискет оставалось много, но новая система обработки данных, называвшаяся ChemStation, имела дисковод только для новых дискет, поэтому время от времени я просил одну дискету для себя и одну для Уральца. Виктор Павлович Уралец был интеллигентным учёным и не любил ничего просить у Виталия Семёнова, так что я просил за нас обоих. Новых дискет было немного, Семёнов отсчитывал каждую и тяжело вздыхал, когда приходилось открывать новую пачку. Однако на складе, куда только он один мог зайти, новые дискеты найти не удалось, хотя они точно должны были оставаться. Я было попросился сам поискать, но Семёнов отказал и озадачился вопросом, сколько всего дискет мы должны были получить с новыми приборами. Он принёс большую коробку с упаковочными листами, актами приёма-передачи, инвойсами и спецификациями к новым приборам, включая комплектующие и запасные части, и попросил меня найти перечень с указанием, сколько дискет пришло с приборами.

Мне было очень интересно покопаться в этих бумагах и узнать, сколько нами было получено шприцев, колонок, электронных умножителей и газовых фильтров. Постепенно я добрался до большого прибора фирмы Finnigan, который постоянно ломался и требовал закупки дорогостоящих материалов и запчастей. И тут я чуть не упал со стула: у меня в руках оказалась распечатка документа о поставке анаболических стероидов под видом чего-то необходимого для настройки или эксплуатации прибора.