Жизнь как приключение, или Писатель в эмиграции - Константин Эрвантович Кеворкян

в ДНР, оказался в числе «стрелковцев». В 2016 году я делал с ним большое интервью для «Литературной газеты». «Для меня переломным моментом стало сожжение инакомыслящих в Одессе. Остаться в стороне, считать, что всё «саморассосётся», было бы недостойно человека чести, – рассказывал тогда Володя, – моя армейская специальность – минёр-подрывник. В своё время я был хороший военспец, а людей, имеющих знания и умения, в Донбассе принимали с дорогой душой».

«Человек чести» сказано в беседе без надрыва и пафоса. Свержин действительно был человеком чести – привнесенной из тех давних эпох, которые он изучал и реконструировал. Такие люди, к сожалению, всегда в меньшинстве, политики охотно меняют их на деньги и личное положение при дворе. После бурных событий 2014 года известному писателю ничего не оставалось делать, как остаться в эмиграции: Фидель был тесно связан с харьковским Сопротивлением, и о многом, видимо, ещё не время говорить. Однако никогда – несмотря на все ФМС-унижения – он о своём выборе не жалел.

«Эти люди выбрали губительный для Украины путь, – говорил об украинских неонацистах Владимир Свержин в том же интервью «Литературной газете», – Они сформулировали его абсолютно чётко – «нация превыше всего». И фактически стали нацистами, бандеровцами. Хотя и не все нацисты – бандеровцы, но все бандеровцы – нацисты. Соответственно, я не вижу ни одного основания, чтобы их не уничтожать». В этом спокойствии формулировок убежденного антифашиста весь Фидель: когда надо – холодный и жёсткий.

С друзьями, напротив – веселый, смешливый. В быту «сова», что доставляло мне немало хлопот, когда Володя со всем семейством заехал ко мне в Крым: мы просто не могли друг друга поймать, у нас не было общего времени суток. А в Питере для Свержина разницы между днём и ночью принципиально не существовало.

В последний раз мы виделись у него дома: Фидель страшно страдал от защемления нерва – у кого случалось, знает эту адскую боль. Но ни стона, не звука, только зубами скрипел. Возможно в этом стремлении не дать лишний раз выплеснуться боли и есть секрет преждевременного ухода самых мужественных, сильных, стойких…

На моей полке много книг, подписанных популярным писателем-фантастом Владимиром Свержиным. Одно из посвящений гласит: «Жизнь забавная штука. Держим порох живым и улыбку живой».

Смерть тоже удивительная штука: не думал, что придётся писать о тебе некролог. И всё же оставляю в душе надежду, что в родном Харькове найдётся памятное место для того, кто сражаясь за освобождение родного города, покинул его навсегда. Кто преумножал его славу не только личным мужеством, но в искусстве, в литературе, в науке. Да будет так. Мой личный «Бессмертный полк»

Московский парад и шествие «Бессмертного полка» всегда вызывали всплеск бешенства у украинских националистов – как символы технического, военного и духовного превосходства советской истории и российской современности над их потугами. Но если марширующих по Красной площади солдат им не атаковать, то поглумиться над беззащитными соотечественниками, выходящими почтить память своих предков в «Бессмертном полку», вполне под силу – что не раз и с сожалением мы наблюдали в таких городах, как Киев.

9 мая 2020 года – к большой радости недоброжелателей – «Бессмертный полк» был повсеместно отменён из карантинных соображений. Жаль, это действительно незабываемый опыт эмоционального единения. Пару раз мне приходилось участвовать в шествии: сначала с портретом деда в Севастополе, потом – с портретом второго предка на Красной площади. В нынешние майские дни мечтал и в Сербии выйти с тамошними друзьями с фотографией родного дяди моего отца (у меня многие в семье воевали).

Одного деда помню хорошо: когда он умер, мне уже исполнилось шестнадцать лет; другой скончался, когда я был ещё совсем маленьким, хотя его личные вещи – погоны, пуговицы мундира, военные атласы – долго составляли важную часть моей детской жизни; третьего я не видел никогда, он погиб задолго до моего рождения.

Первый – родной дед по маминой линии, Геннадий Павлович Иванов. До революции простой пастух из-под Бахмута (Артёмовск), которому революция дала всё и за которую он сражался, начиная с 1919 года, член ВКП(б) с 1921 года. На фронт отправился добровольцем. 15 августа 1943 года капитан Иванов поднимал 3-й батальон 1176-го стрелкового полка в атаку на гитлеровцев, засевших в селе Краснополье (недалеко от его родного Артемовска). «Батальону было поручено изгнать немецко-фашистских захватчиков, засевших в селе Краснополье Ворошиловградской области и мешавших своим огнём продвижению вперёд 1176-го стрелкового полка», – говорится в представлении Геннадия Павловича к ордену Красной Звезды. – Благодаря умело поставленной политико-воспитательной работе среди личного состава батальона и личному героизму капитана Иванова, боевая задача была выполнена, враг был разгромлен, батальон занял село Краснополъе. Преследуя врага, во время боя в районе села Краснополъе, капитан Иванов был тяжело контужен и отправлен в госпиталь на излечение».

Второй дед, отчим мамы – в те годы ещё полковник Пётр Леонидович Савич – происхождения самого непролетарского, из династии потомственных военных. В 1917 году окончил Николаевское инженерное училище в Петрограде (его учебный корпус более известен как Михайловский замок). С 1919 года в рядах РККА, к 1942 году заместитель командующего 4-й танковой армии по инженерной части; в ноябре того же года, во время изматывающих оборонительных боев на Сталинградском направлении, тяжело ранен при бомбежке. Среди большого количества наград (Орден Ленина, три Красных Знамени и т. д.) у него была и медаль «За оборону Сталинграда».

А родной дядя отца, младший брат моей бабушки, Иван Константинович Канишев, до победы не дожил – пал смертью храбрых в январе 1943 года на Волховском фронте. «Заместитель командира 5 стрелковой роты по политической части тов. Канишев в боях за Рабочий посёлок № 5 проявил волевые качества политработника, – сказано в скупых строках представления к награде. – Вместе со своими бойцами несколько раз ходил в атаку. После выбытия командира роты взял командование на себя и первый со своей ротой штурмовал Рабочий посёлок и первым вошёл в него». Это была его первая и последняя награда – 27 января харьковчанин Иван Канишев был убит и, согласно донесению, его «тело оставлено на поле боя».

Была ещё ветвь семьи, выкошенная войной под корень: неизвестно, где сложили головы пропавшие без вести Николай и Игорь Северские. Их жена и мать, одна из моих бабушек – Татьяна Константиновна Канишева – до самой своей смерти безуспешно пыталась узнать их судьбу. Потому каждый неизвестный солдат – это боль и нашей семьи.

Пока они воевали, их малые наследники, то есть мои родители (ещё, разумеется, не знакомые