Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии - Симона Байлз

Глава одиннадцатая

Новая норма

«Иногда, чтобы наметить курс и следовать ему до конца, требуется мужество».

Ральф Уолдо Эмерсон, эссеист и поэт

Вечерами, сидя за ужином, мы возвращались к одной и той же теме: старшая школа или домашнее обучение? Мама спрашивала меня: «А ты к чему склоняешься, Симона?» Я пожимала плечами, закатывала глаза и опускала взгляд в тарелку. Я терпеть не могла говорить об этом и потому сердилась, что родители обращаются ко мне с вопросом, словно он и так не преследует меня день и ночь. Мама с папой ясно дали понять, что примут любое мое решение. В каком-то смысле мне было бы легче, если бы они просто сказали, что, по их мнению, для меня лучше, но мама с папой никогда так не поступали. Они знали, что выбирать мне, и поставили окончательный срок.

Новый учебный год приближался, и, чтобы я посещала старшую школу, меня надо было туда записать.

– У нас должен быть план, – сказала мама за ужином во вторник. – У тебя есть время до воскресенья, чтобы определиться. Часики тикают.

В тот вечер она приготовила мой любимый ужин – лосося с рисом, – но у меня не было аппетита. Проблема заключалась в том, что я смотрела на ситуацию не так, как родители. Им казалось, что совмещать старшую школу с элитной карьерой невозможно – по словам отца, мне придется «бросить всю эту гимнастику», – но я была не согласна. Почему нельзя продолжать и там, и там? Отец советовал мне спуститься на землю.

– В штате Техас в старшей школе не допускается отсутствие на уроках столько дней, сколько тебе придется пропускать, чтобы пройти в национальную сборную и ездить каждый месяц на сборы да еще и на международные соревнования, – объяснял он.

Мама говорила:

– Ты можешь ходить в школу, если хочешь. Если тебе так лучше, мы не против, но это будет означать, что о твоей гимнастике придется забыть.

Именно так: «о твоей гимнастике».

– Я могу совмещать, – настаивала я, повышая голос. – Многие девочки так делают!

– Очень редко кому это удается, – отвечала мама, надеясь, что ее разумный подход меня немного успокоит.

Но я не собиралась успокаиваться. Я понимала, что карьера элитной гимнастки требует определенных жертв. Но почему старшая школа и общение с друзьями должно стать одной из них?

– Ты не можешь совмещать гимнастику и школу, – повторил отец в миллионный раз. Он вздохнул, закатив глаза к потолку, словно молился, чтобы Бог придал ему силы. – Честно говоря, Симона, ты всех нас уже утомила!

– Кейтлин Охаши совмещает, – возразила я, упомянув гимнастку, которая победила на Чемпионате США. Она была на несколько дней младше меня, но уже два года назад прошла в национальную сборную. Мне хотелось стать похожей на нее.

– Она не из Техаса, – парировал отец.

– Нет, из Техаса! Из Далласа!

Я знала, что Кэтлин тренируется у Насти Люкин, получившей золото в абсолютном первенстве на Олимпиаде 2008, во Всемирной олимпийской академии спортивной гимнастики в Плейно, неподалеку от Далласа. Правда, я не сказала отцу, что не совсем уверена – посещала Кейтлин Охаши обычную школу раньше или посещает до сих пор. Это не имело значения; он все равно не воспринял мой аргумент всерьез.

– Дело в том, что она не в Хьюстоне, – продолжал отец. – Даже в пределах одного штата в разных округах действуют свои правила относительно количества пропусков.

Это казалось мне ужасно глупым. Я считала, что, если ты справляешься с программой, не имеет значения, сколько дней ты пропустил. Но как бы сильно я не раздражалась, в глубине души я уже начинала признавать то, что родители и так давно знали: какой бы путь я ни выбрала, мне придется от чего-то отказаться. Вопрос был – какой опыт нужен мне больше: старшая школа с футбольными играми, выпускным балом и вечеринками с друзьями или международные гимнастические соревнования с девочками, о которых я столько читала в журналах.

Взвешивая и то, и другое, я начинала тосковать, и на глаза у меня наворачивались слезы. Я считала, что это слезы злости на родителей, которые пытаются ограничить мой выбор, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что со мной творилось на самом деле: я грустила, что не стану частью той жизни, о которой давно мечтала. Я знала, как мне надо поступить, но не была готова это признать. Поэтому мне было легче сердиться на родителей и делать из них «плохих полицейских», которые стоят у меня на пути.

– Вы меня не понимаете! – кричала я, пока Адрия гоняла вилкой горошек по своей тарелке. В четырнадцать я была настоящей королевой драмы – хоть отправляй в сериал, – особенно когда вскочила из-за стола, оттолкнув стул так, что он расколол плитку на кухонном полу.

– Сядь назад, Симона, – сказала мама утомленно.

Но я уже превратилась в колючего непослушного подростка и, не закончив ужина, убежала к себе, захлопнув дверь.

Моя семья уже привыкла к таким вспышкам. С тех пор как я не прошла в сборную, настроение у меня постоянно менялось. Обычно мама с папой подобной грубости не терпели, но в данном случае, думаю, они решили проявить гибкость, потому что понимали, как сильно я мечтаю об обычной старшей школе после одиноких полутора лет в частной. Я не могла дождаться, когда смогу веселиться с подругами, ходить в кино и в торговый центр. Выбирала, какие уроки стану посещать и в какие школьные клубы вступлю. И после долгих лет спортивных костюмов и вышитых блестками купальников на соревнованиях одеваться каждый день в обычные вещи тоже казалось мне настоящим приключением.

Иногда поздно вечером мама стучала мне в дверь. Она входила, присаживалась на край постели и мягким голосом заговаривала со мной.

– Если старшая школа так важна для тебя, иди туда, – говорила она после того, как я в очередной раз жаловалась, что мечтаю побыть «нормальным» подростком. – Если тогда ты перестанешь плакать и постоянно жаловаться, то иди в школу, Симона.

Но на следующий день, освоив какой-нибудь новый элемент на тренировке с Эйми, я уже хотела перейти на домашнее обучение и продолжать элитную карьеру. Временами, когда просто разрывалась, я начинала умолять маму:

– Пожалуйста, скажи, как мне поступить!

Но они с отцом отказывались принимать решение за меня.

Мама объяснила мне это так:

– Симона, – сказала она, – это не единственное серьезное решение, которое тебе придется принять, но именно оно, когда ты будешь оглядываться назад, определит твою судьбу, и