Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918 - Сергей Владимирович Марков

себе карманы омарами, ананасами, сырами, пате де фуа гра и другими деликатесами. Громадная жестянка с зернистой икрой была вывалена прямо на стол, и несколько солдат суповыми разливными ложками уписывали ее за обе щеки.

В одном из бесчисленных переходов я наткнулся на полутрупы, опившиеся и валявшиеся в этой грязной бурде.

Вдоволь насладившись этой единственной в своем роде картиной, я снова выбрался в ресторан.

В зале я застал поручика К. с несколькими боцманами (в том числе и с тем, который вызволил меня у француза) и унтер-офицерами, весьма энергично занимавшегося наведением хоть какого-нибудь порядка в вестибюле. Я присоединился к нему и приказал немедленно завалить вход в подвал остатками буфетной стойки, оставив в преисподней виденных мною гурманов…

Потом мы попытались выгнать всю лишнюю публику на улицу, но это удавалось плохо, матросы уже вышли из повиновения и халатно относились к делу.

В это время раздался звон шпор, и в вестибюль вошла строем по два в большем порядке батарея Михайловского артиллерийского училища. На всех офицерах и юнкерах красовались огромные красные банты!..

Оказалось, что училище успело уже сходить на поклон к товарищу Родзянко и там исполнилось красной благодати! Батарея пришла на водворение порядка в «Астории».

Батарейный командир, видя наши тщетные попытки сдержать натиск толпы на гостиницу, при помощи своих юнкеров в пять минут очистил весь нижний этаж от толкавшегося в нем сброда. Он попросил К. и меня, как знающих план отеля, взять на себя обыск и очистку второго и третьего этажей, так что я, получив под команду 15 юнкеров, сделался кем-то вроде коменданта третьего этажа.

Вскоре мне удалось навести относительный порядок: солдат и нескольких штатских, продолжавших слоняться по номерам и коридорам, я приказал без всяких разговоров выбросить на лестницу, откуда их передали в работу второму этажу и т. д. до самого низа…

Часов около семи вечера по гостинице с быстротой молнии разнесся слух, что кто-то откуда-то собирается обстреливать «Асторию» из артиллерийских орудий.

Слух этот был явно паническим и непроверенным. Говорили, что взбунтовался какой-то крейсер на Неве.

Училищное начальство немедленно собрало юнкеров, и вскоре батарея покинула гостиницу, оставив нас на произвол судьбы… Мы же, оставшиеся, решили, что и нам нечего делать в этом уютном уголке.

Глава VII

Все решили куда-либо пробиваться: кто к родственникам, кто к знакомым, моя же дорога была ясна:

– В Царское Село! К моей государыне!

После всего пережитого ее положение представлялось мне в самых мрачных красках, но я гнал прочь эти мысли. Мне чудились офицерские отряды, вставшие на защиту дворца с его царственными обитателями, полные жертвенного подвига, и моим долгом было как можно скорее присоединиться к ним…

С этими мыслями я покинул «Асторию». Я был не один, а имел двух попутчиков, решивших, как и я, пробиваться в Царское. Это были одна дама, хорошая знакомая Ольги, и штабс-капитан Е.

Этого своего похода на Царскосельский вокзал я никогда не забуду! До Гороховой мы дошли благополучно. Мимо нас проносились бесчисленные грузовики, а также и роскошные частные автомобили, наполненные солдатами и рабочим людом до отказа. Эти ватаги были сплошь вооружены и обвешаны пулеметными лентами, что, видимо, являлось новой, революционной формой. Над автомобилями реяли огромные красные флаги, сами они были заклеены плакатами, широко вещавшими новые чаяния псевдорусского народа, вроде:

«Долой самодержавие! Да здравствует Временное правительство!»

И проще:

«Да здравствует свобода!»

Один из них привлек наше особое внимание, на нем значилось:

«Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!»

Это было коротко, но для нас, во всяком случае, не ясно… Не думали мы в тот момент, что этому гнусному учреждению судьбой было предназначено сыграть такую роль в истории нашей Родины.

На Гороховой шла отчаянная стрельба, и по ней со зловещим ревом то и дело проносились санитарные автомобили. Пули барабанной дробью щелкали по фасадам домов. Пришлось устроить формальную перебежку из подворотни в подворотню… Пулеметные очереди полосами сбивали штукатурку с домов, и нас обдавало едкой известковой пылью.

Я никогда еще не чувствовал себя столь беспомощно и глупо, как в эти часы, хотя на войне бывал и не под таким огнем! Наша спутница показала редкое мужество, и мы медленно, но все же не меняя направления продвигались вперед. На углу Гороховой и Загородного проспекта догорало здание полицейского участка. Почерневшие стены грустно смотрели на нас и как будто спрашивали: «Чем же мы виноваты?»

На вокзале публики почти совсем не было, огромный мраморный бюст императора Николая I был завешан красной тряпкой! Вокзал тоже присоединился к революции…

К нашему великому счастью, мы попали как раз к отходу последнего поезда! Это было нам наградой за этот тяжелый, трагический день. Мне даже не поверилось, когда паровоз, тяжело вздохнув, стал удалять нас от петербургского кошмара…

В лазарете меня встретили как без вести пропавшего. Я еле успевал отвечать на град сыпавшихся на меня вопросов. В коротких словах я описал свои переживания. Сильный звонок и стук в дверь прервали мой рассказ.

Мы все бросились в переднюю. Когда открылась дверь, в переднюю не вошел, а ворвался капитан лейб-гвардии Петроградского полка Сергей Гаврилович Лучанинов в сопровождении поручика его же полка, георгиевского кавалера, и шести прапорщиков.

Изможденное, исхудалое лицо Лучанинова было белее снега, глаза его горели странным огнем. И все же это измученное, усталое лицо выражало непреклонную волю и решимость.

Отрывистыми нервными фразами он рассказал нам о своем походе по колено в снегу на станцию Средняя после трехдневных боев в Петербурге с мятежниками, куда он привел до 400 нижних чинов, оставшихся верными присяге, и пришедших вместе с ним офицеров. Солдаты с одним офицером остались на станции, а он со своими спутниками через поля, утопая в снегу, еле добрался до Царского Села, чтобы выяснить положение. Он желал присоединить свой отряд к частям, охранявшим Александровский дворец, для защиты ее величества и ее августейшей семьи.

Появление его в Царском Селе было замечено, и за ним была устроена слежка. Тогда он решил зайти к нам в лазарет, где он лежал раньше, рассчитывая у нас временно разместить своих офицеров под видом раненых.

К сожалению, у нас не было ни одного свободного места, и Лучанинов так же стремительно, как появился, исчез со своими спутниками. Он собирался проникнуть во дворец и вступить в связь со сводным полком, стоявшим на охране дворца.

Как впоследствии я узнал, сводный полк Лучанинова не принял… Так закончилась единственная попытка оказать со стороны вооруженную помощь семье нашего императора,