И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

Он улетает на пмж в Америку, на таможне досматривают его багаж. И кгбшник берет машинопись его романа «Двор», тогда ещё не опубликованног, и выбрасывает его в окно. И над всем лётным полем вьются листики романа. И один кгбшник говорит другому – что ты сделал, это же ты мозг человека пустил по ветру…

Те, кто вскрыл мастерскую Рыбака, чтобы прихватизировать помещение и выбросили на помойку десятки тысяч кадров фотопленки, пустили по ветру сердце человека, его душу, его страсти. Верю, воздастся им за их подлость…

Но не этим хочу завершить свои строки о Мише. Уже его не было, он умер в 2001, в семьдесят один год, я делал большое интервью с народной артисткой Люсей Сатосовой. Нужна была фотография. Она перебирала их десятки, всё не могла остановиться. А потом мне говорит. Вы пока пишите, я пришлю вам завтра, должна найти, так как меня фотографировал Миша Рыбак, никто лучше не смог.

Вот что значит благодарность настоящему фотографу.

Сегодня фотографируют все. Телефонами. Мыльницами. У меня иногда складывается ощущение, что исчезают профи… Хотя конечно, есть ещё. Ваня Череватенко, Слава Теняков, Олег Владимирский, Толя Вакуленко… И я подумал, почему бы редакции «Порто-франко», где в последнее время работал Михаил Рыбак, где редактором Аркадий Михайлович Рыбак не учредить общегородской ежегодный конкурс на лучшую газетную фотографию имени Михаила Рыбака.

С 2020 года, года его девяностолетия. Это был бы достойный памятник Мише и забота о тех, кто приходит нам на смену.

О Юлике Златкисе

Мой первый друг, мой друг бесценный. Это Пушкин – Пущину. И это я – Юлику Златкису.

Как много классики уже сказали за нас, вместо нас. Остается повторять как формулы

Нас мало, нас может быть трое, Донецких, горючих и адских

Когда в 1921 году Борис Пастернак писал эти строки слово «донецких» никаких других ассоциаций, кроме угольного жара, не вызывало. И думал он о Маяковском и Асееве. А для меня в этих строках был Эдик Гершберг, Юлик Златкис…

Все чаще знакомлю с замечательными людьми, друзьями с юности. Где-то с 1950 года, со 107 школы, мы рядом.

Общие увлечения.

Была такая замечательная книга «Охотники за микробами». А я с Юликом были охотниками за книгами. О, сколько нам находок чудных приносил каждое воскресенье старый толчок.

И за неделю книги хотелось прочесть, чтобы по дороге на новую охоту успеть все обсудить… В развалах мы находили книжечки Метерлинка, Ростана, Эренбурга…

Оба поступили в Политехнический. Оба организовывали диспут о современном искусстве. Вместе поехали в Москву искать правду…

Меня Юлик втягивал в мир музыки. Он был постоянным слушателем симфонических концертов, любил и любит классическую и джазовую музыку.

Кстати, один из его сыновей, Сергей, джазмен.

Я водил его по художникам. Мы оба любили живопись, наслаждались цветом, формой, линией.

Сколько вечеров было проведено с Аней Зильберман, Люсиком Межбергом.

Сказать, что Юлик был демонически красив? Иногда казалось, что Врубель писал своего демона с него. А может быть, его родители заглядывались на эту картину.

И опять о том, как нас опережают классики. Если бы я писал роман о молодости Юлика Златкиса, то назвал бы его «Под сенью девушек в цвету». Но до меня это сделал Марсель Пруст…

Одного вуза Златкису оказалось недостаточно. Закончив Политехнический, он поступил на физмат университета и навсегда связал свою жизнь с математикой.

Это он меня убедил, что математика бывает красива, бывает поэтична, что это не сухая наука, а страсти в ней кипят высочайшего накала.

Для меня Юлик всегда был самым надежным человеком. Один эпизод. Прилетает моя жена из Москвы. Это шестидесятые – начало семидесятых. Её в аэропорту заставляют сесть на следующий рейс, благо их был несколько. «Но ведь чемодан улетит?» «Найдётся ваш чемодан». Действительно, нашёлся, весь перелопаченный. Причем делалось это внаглую, для устрашения. И более того, у дома мы увидели «топтунов»…

Звоню Златкису. Приходит. А мы уже собрали фибровый чемодан самиздата – от «Лебединого стана» Цветаевой, до подаренного мне Аликом Гинзбургом «Синтаксиса». И все это Юлик выносит, отвозит к своим знакомым.

Сколько было подобных эпизодов…

А потом, женившись Юлик уехал в Москву.

С 1991 года, как в Москве был создан лицей информационных технологий, преподаёт в нем математику. Для одних показатель, что Юлий Абрамович Златкис – Соросовский учитель, заслуженный учитель, а для меня, что у него есть сообщество фанов, которые в интернете выкладывают его шутки, рассказывают, как он общается с учениками…

Удивительное дело – он в Москве, я в Одессе, но ощущение связанности сосудов. Часто недуги приходят одновременно, даже операции. Книги читаем одни и те же. Во взглядах близки. Песенка Галича:

Надо выйти на площадь…

Это для него. И выходит.

Как и песни Хвостенко.

А ведь начинали оба с того, что слушали Окуджаву. Потом Галича И запомнили, как завет:

Ой, не шейте вы евреи, ливреи…

Не шили. Не шьем. Обойдемся потёртыми джинсами…

Сегодня у моего друга Юлика Златкиса день рождения. А тут ещё, как подарок небес, разбирая архив нашего общего друга Эдика Гершберга, его жена прислала фотографии, что мы никогда не видели. Среди них и фотография Юлика, сделанная в Одессе в шестидесятые годы.

Романтик

Иногда в недоумении оглядываюсь – что-то я старше всех своих друзей.

Вот сейчас готовим новый номер альманаха «Дерибасовская-Ришельевская», где отмечаем, что Мише Пойзнеру 70, Феликс Кохрихт через месяц достигнет 80, а Губарь всегда молодой…

Но потом приходит здравая мысль – Жванецкому 85, и не замечает возраст. Да только ли он один?

Сегодня, 19 октября, 85 лет исполняется моему другу, краеведу, фотолетописцу Одессы Сергею Викторовичу Калмыкову.

А для всех – Серёже Калмыкову, путешественнику, романтику, почитателю Александра Грина. Молодому в свои, какие угодно годы.

Как часто мы выясняем – кто в каком поколении одессит…

А встречали ли вы человека, который родился в доме, где живёт поныне, а значит, прожил в нём, на улице Лазарева все 85 лет. Более того, его бабушка купила эту квартиру в 1908 году. ТОГДА УЛИЦА НАЗЫВАЛАСЬ МАЛОРОССИЙСКАЯ. Значит, 111 лет назад.

Это я не вообще, а конкретно про Сергея Калмыкова. Вот что значит укоренённость.

Когда-то давным-давно закончил Сергей Гидромет. Выбрал по душевному складу. Предвидел – путешествия, море, природа… И не разочаровался. Профессия не мешала увлечениям.

Всю жизнь с фотоаппаратом. Конечно, и пейзажи. Но