Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

– Очень хорошо! – вторично воскликнул Ханов. – Табачком у вас разжиться можно?

– Не курю, – сказал Анастас.

Секретарь нижегородского губкома Кремницкий[83] поселил Анастаса рядом с собой в одной квартире – в кирпичном доме рядом с Кремлем. В квартире было пять просторных, но темных комнат, каждая отапливалась своей печкой. В двух комнатах были отдельные печи, а три других грелись от одной печи, дрова в которую надо было закладывать со стороны черного хода.

В комнате была кровать, стол у окна и стул. По пятнам на обоях можно было определить, что еще два года назад здесь были два шкафа, но их сожгли в печке, а содержимое распродали или обменяли на еду.

Печка на кухне топилась дровами; дрова надо было покупать. Еды никакой в городе не было, весь губком питался только хлебом, чаем и сахаром.

Вечером того, первого дня Кремницкий и Ханов позвали его на кухню, выставили на стол жестяные кружки и щербатые стаканы, налили чаю и предложили самогон.

– Вот чего, товарищ Микоян. Ты у нас тут человек новый, местных особенностей не знаешь. И мы с товарищами не просили ЦК присылать нам помощь.

– То есть я зря приехал? – уточнил Анастас.

– Можно и так сказать.

– До меня тут работал Молотов, – сказал Анастас. – Он предупреждал…

Едва он упомянул Молотова, за столом раздался смех.

– Убег он, – сказал Ханов. – Обвинил нас в местничестве, что мы чужих сюда не пускаем. Нажаловался в Москву, да и убег[84]. Если ты такой же, как Молотов, лучше тоже двигай сразу на вокзал.

– Ты ему главное скажи, – добавил Кремницкий. – У нас ведь должности-то нет. Президиум губкома упразднили.

– Да, – кивнул Ханов. – У нас теперь бюро губкома. Всеми делами управляем коллективно. Так что, товарищ Микоян, поруководить нами у тебя не получится, ты уж извини.

– Значит, не буду руководить, – ответил Микоян. – Я в начальники не лезу. Давайте какой-нибудь один отдел или комитет. А там посмотрим.

Ханов и Кремницкий переглянулись.

– Это можно, – сказал Ханов. – И почему один комитет? Возьми два комитета. Мы подумаем, а на днях соберем бюро – решим, на какой участок тебе лучше встать.

Только через десять дней в секретариате губернского комитета Кремницкий показал Микояну стол.

– Это твой, – сказал он. – Садись, обвыкнись.

Микоян сел. Дымя самокруткой, вошел Ханов, под локтем – картонная папка.

– Что, товарищ Микоян, – с ходу спросил он, – не передумал уезжать?

– Нет.

– Бюро мы пока не собирали, – сообщил Ханов. – Потому как все товарищи в разъездах. Но задачи для тебя определили.

Он раскрыл папку и положил на стол перед Микояном бумагу с текстом и печатью.

– Мандат начальника финансового отдела. С финансами у нас туго, сразу говорю. То есть их нет. Но отдел есть. Занимайся.

– Понял, – сказал Анастас.

Поверх первой легла вторая бумага.

– Мандат начальника продовольственного отдела. С продовольствием еще хуже, чем с деньгами.

Следом легла третья бумага.

– Мандат начальника земельного отдела.

Четвертая, и пятая, и еще, и еще. Мандат начальника национального отдела… Мандат начальника лесного комитета… Мандат начальника агитпропотдела… Мандат руководителя союза молодежи – как молодому, в самый раз… Мандат главы редколлегии газеты «Нижегородская коммуна». Ханов захлопнул пустую папку[85].

– Думаем, пока тебе хватит. Если тебя прислали аж из ЦК из Москвы, значит, ты человек особенный и для тебя невыполнимых задач нет. Действуй.

Микоян рассовал мандаты по карманам, молча вышел. Следующие пять дней он сюда не возвращался. В свою комнату приходил только для того, чтобы переночевать.

На заводе в Сормово, в огромном цеху, Анастас впервые в жизни увидел танки. Их было два, неправдоподобно огромных, похожих друг на друга. Один – в полуразобранном виде, второй – на вид готовый, ощетинившийся дулами, только не крашеный, отливающий сизой броней. Вокруг стальных махин суетились люди, грохотали кувалды и молотки. Инженер Федорченко, руководивший производством, подвел Анастаса к первому танку.

– Это образец, – крикнул он. – Французский «Рено». Его нам прислали из Москвы в разобранном виде. Часть деталей отсутствовала, то ли украли, то ли потеряли по пути[86].

Федорченко показал на второй танк.

– А этот наш. Сделали по образцу, точная копия француза. Но кое-что мы усовершенствовали, конечно. Глядите, товарищ Микоян, глядите. Секретная техника, если бы не ваш мандат, я бы вас сюда не пустил. Это первый танк, сделанный в республике! Никто не мог, а мы смогли! Послезавтра будем делать ходовые испытания, если не будет забастовки.

– По какому поводу?

– А людям жрать нечего, – ответил Федорченко.

Анастас попросил устроить перерыв и собрать людей.

Сормовские рабочие отличались от тех, с кем он привык иметь дело в Баку. На нефтепромыслах работали армяне, персы и азербайджанцы. Там Анастас был своим. Здесь он выглядел чужаком. Смотрели кто с недоумением, кто откровенно враждебно. Что за Микоян, кто таков? Откуда, зачем? И еще – в Баку было тепло, светило солнце, и с моря задувал прохладный ветер. А здесь лишь ледяной сквозняк гулял меж выбитых стекол.

Сначала они вообще не давали ему говорить, потрясали кулаками, черными от мазута. Кричали, что от губкома никакой помощи уже не ждут и будут жаловаться Троцкому, потому что работают по его приказу, выполняют оборонный заказ. И если Троцкому танки не нужны, то они, сормовцы, как собрали эти танки, так их и разберут. И пусть Троцкий сам сюда приезжает, а не присылает какого-то Микояна. Мы работали в две смены, нам обещали усиленный паек, где он? Но Анастас выдержал напор. И похвалил себя за то, что подготовился к встрече.

– Я знаю про усиленный паек, – ответил он. – Я его наизусть выучил. Кто грамотный, может записать. Каждому из вас положено в месяц сорок пять фунтов муки, пятнадцать фунтов овощей, один фунт соли, четверть фунта мыла, четверть фунта кофе и две коробки спичек[87]. Я сегодня же отправлю телеграмму в Москву, в Наркомпрос. Если через неделю вам не выдадут все обещанное, можете жаловаться Троцкому. Это ваше право. Вы пролетариат, власть в республике принадлежит вам. Поступайте, как покажется нужным.

Сразу с завода он отправился на телеграф и отбил сообщение: «Москва, Народному комиссару продовольствия Цюрупе. Срочно, секретно. Требую срочно принять меры по обеспечению рабочих сормовского завода продовольствием, согласно нормам усиленного пайка. В противном случае возможен срыв выполнения оборонного заказа. Уполномоченный ЦК А. Микоян».

Вечером того же дня Анастас встречал на вокзале свою невесту Ашхен [88]. Очень скучал по ней и был рад ее приезду; жизнь повернулась лучшей стороной. Вдохнул запах ее волос – голова закружилась. Запах дома, горячего хлеба, молока, абрикосов.

– Тут не Кавказ, – предупредил он ее. – Другие