Дочь Муссолини. Самая опасная женщина в Европе - Кэролайн Мурхед

за работу. В качестве рабочих в Рим привезли друзей и родственников из Предаппио. Большая кухня из подвалов была перенесена наверх и разделена на две части: одна для поваров, вторая для самой Ракеле. Кухня Ракеле стала точной копией ее кухни на вилле Карпена с мраморным столом и медными кастрюлями, горшками и сковородками. Официальную мебель заменили на более уютную; построили стенные шкафы, стены перекрасили, на окнах развесили портьеры. Женщина практичная и сильная, Ракеле принимала во всем этом самое активное участие. Затем она занялась ландшафтными садами, клумбами, цветниками, экзотическими деревьями и кустарником. Воодушевленная размерами парка, который, как она с восторгом заявила, был, как настоящая деревня, она выбрала недалеко от виллы подходящий участок и, невзирая на громкие протесты князя Торлония, заставила своих рабочих разбить там огород и выстроить курятник. Также там установили два хлева со свиньями и вольеры для кроликов. Перебравшаяся сюда с Виа Рассела вместе с Муссолини, властная экономка Чезаре Кароччи долго на новом месте не продержалась. По словам Ракеле, Чезаре относилась к ней скорее как к домоправительнице, чем как к жене дуче. Муссолини пытался протестовать, но в ответ услышал категоричное: «Ты правишь Италией, а здесь правлю я». На помощь себе Ракеле вызвала двух женщин из Романьи, Ирму и Нерину. В доме говорили на романьольском диалекте. В ознаменование новоселья в саду была сделана семейная фотография. Муссолини в галифе и сапогах держит на руках двухлетнего Романо. Толстячок Витторио и Бруно – оба в неуклюжих шортах; узкое лицо Эдды с носом с горбинкой выглядит серьезно.

С переездом на виллу Торлония семейная жизнь изменилась поразительно мало. К досаде римлян, жаждущих видеть семью, Ракеле избегала формальных встреч, и гостей в доме тоже почти не принимали. Она, как всегда, вела все счета, делала пасту и ухаживала за двумя маленькими детьми. Днем она не снимала фартук, а волосы по-крестьянски покрывала платком. Бруно и Витторио были отправлены в престижный лицей имени Торквато Тассо[25] на соседней Виа Сицилия, их туда возили на автомобиле с водителем. Муссолини, отправившись с утра в палаццо Венеция, в два часа возвращался, чтобы в одиночестве наспех пообедать вареными овощами и спагетти с томатным соусом. Никакая еда, говорил он, не должна длиться более десяти минут. Дети были обязаны съесть все, что лежит у них на тарелках, опоздание к столу не допускалось. В половине четвертого Муссолини был вновь у себя в кабинете в Зале карт мира. В восемь вечера, наскоро поужинав супом, овощами и фруктами, он принимался за газеты: обводил карандашом все, что его интересует, остальные листы швырял на пол. Эдда, забросив все и всяческое образование, слонялась по дому и постепенно восстанавливала свою главную роль в жизни отца.

Почти каждый вечер вся семья вместе со слугами и некоторыми охранниками собиралась в оборудованной кинопроектором большой комнате на первом этаже для просмотра новостных киножурналов и легких комедий. Когда на экране появлялись герарки, Муссолини, тыкая в них пальцем, с удовольствием говорил об их недостатках, но никогда о достоинствах, которых, по его словам, просто не было. Дважды в неделю смотрели «Тополино» – озвученные на итальянском языке приключения диснеевского Микки-Мауса. Муссолини во время просмотров частенько засыпал.

По воскресеньям либо играли в настольный теннис или на бильярде в роскошно украшенной столовой под люстрами, либо с Муссолини за рулем ехали в находящуюся на берегу моря Остию. Иногда гоняли мяч на покрытой гравием автомобильной дорожке, причем Эдда, изо всех сил стремившаяся походить на девиц из римского высшего света, даже в футбол играла в туфлях на высоких каблуках. С открытием театрального сезона Муссолини водил детей в Римскую оперу слушать Вагнера, Россини и Пуччини, но не Верди, музыку которого он не любил. В антракте он выходил из ложи и фланировал по коридорам и фойе, беседуя со знакомыми. Семейная жизнь его занимала не больше, чем пока семья жила на вилле Карпена. Дома он по большей части подолгу молчал, а когда заговаривал, то, по свидетельству одного из редких гостей в доме, обращался к Ракеле и детям так, будто был на официальной встрече. Эдда однажды сказала, что отец занялся политикой, чтобы как можно меньше бывать дома, и что в доме диктатором была Ракеле.

Сумев, наконец, примирить князя Торлонию со столь ненавистным ему поначалу огородом, Ракеле теперь вела с ним долгие беседы, главным образом, о бродящих по вилле ночью призраках и привидениях. Рассказы эти были предметом живейших застольных бесед с глубоко суеверными Муссолини и Эддой. Рядом с курятником, вольером для кроликов и свинарником вырос и зверинец для подаренных семье многочисленных диких животных и птиц: газелей, ягуаров, львят, орлов, черепах, соколов, обезьян, попугаев, не говоря уже о постоянно растущем стаде лошадей, каждой из которых Муссолини присваивал геральдические, имперские имена.

Лето проводили в приморском Риччоне в Эмилии-Романье, где 1 сентября 1929 года отмечали девятнадцатый день рождения Эдды. В июле того же года германская графиня Тройберг опубликовала в выходящей в Праге на немецком языке газете Tagblatt проницательную статью, в которой Эдда характеризовалась как узница своей роли старшей дочери Муссолини. «Она обладает несомненным обаянием, – писала Тройберг, – но в то же время подвержена неверию в собственные силы и презирает человечество. В этом трагедия детей великих людей. Они становятся либо подражателями, либо обреченными скитальцами».

Эдда прекрасно понимала, что находится под постоянным пристальным наблюдением, и что секретарь ее отца Кьяволлини по-прежнему читает все ее письма. Выход из-под этого контроля стал для нее игрой, которой она с удовольствием предавалась. Муссолини подарил ей автомобиль «Альфа-Ромео». Настал момент, решил он, предотвратить все неподобающие дочери дуче связи и найти для нее достойного мужа. За советом он обратился к Эдвидже. Предложенный сестрой для племянницы молодой человек Пьер Франческо Мангелли был сыном респектабельного промышленника из Форли – настоящий романьолец, честный, здоровый и абсолютный трезвенник. Эдде он казался безнадежно скучным, и она жаловалась, что, когда однажды он ее поцеловал, губы у нее распухли. Когда ее знакомили с потенциальными женихами, она вела себя безобразно, пытаясь отвратить их от себя своими эксцентричными повадками, а матери говорила, что у нее никогда не будет детей.

Эдда решила, что полюбила Дино Мондольфи, с которым, как и с прежними своими ухажерами, познакомилась в Риччони, и сообщила отцу, что намерена выйти за него замуж. Муссолини попросил Эдвидже разузнать о молодом человеке побольше. Выяснилось, что он еврей – Эдда, по всей видимости, знала, что отцу это не понравится – и он сказал дочери,