Цирк зажигает огни - Николай Николаевич Сотников

Он был и лиричным, и очень ранимым, и весьма начитанным человеком. Это я могу подтвердить, ибо не раз бывал в гостях в доме у него и его супруги – известной детской писательницы и артистки в прошлом Антонины Георгиевны Голубевой.

«Нет, нет, прежде чем продолжить спор, я прошу вспомнить текст этой превосходной арии. Ая этот текст знаю наизусть!» – и Сергей Николаевич воспроизвёл тут же внутренний монолог Мистера Икса.

Когда мы слушаем Отса, его неповторимый баритон, когда слушаем музыку Кальмана, то текст, к сожалению, отходит на второй план даже для вдумчивого зрителя… Вдумаемся в этот текст. Только ли о цирке он? Нет! Творческий человек вне зависимости от особенностей своей биографии всегда остро чувствует своё одиночество, и чем значительнее талант, тем острее такая горесть. Вот писатель откладывает в сторону перо, живописец бросает кисть, кинематографист покидает павильон, театральный актёр – сцену, цирковой – арену… Очень трудно войти в творческое состояние, ещё труднее из него выйти! Леонид Енгибаров, например, очень любил просто посидеть в гримёрной, один, чтобы побыть с самим собой наедине.

Да, не только о своей биографии пел самому себе Мистер Икс. Он о каждом из нас пел, а нам, может быть, смелости не хватает так прямо о себе сказать…

Ну, конечно, есть близкие люди, есть друзья, а у дрессировщиков – и их любимые звери. Им порою можно такое доверить, что и человеку-то самому дорогому не скажешь. Александр Бартэн в очерке «Ещё о львах, на этот раз – морских» поведал нам об одном из последних выступлений Владимира Леонидовича Дурова в Ленинградском цирке. Не могу не процитировать полностью эту взволновавшую меня до глубины души сцену: «Как-то придя в цирк рано утром, я застал Владимира Леонидовича на манеже вместе с Пашей. Они стояли в обнимку. Дуров прижимал к себе литое тело льва, а тот обеими ластами льнул к своему покровителю. И глаз с него не сводил, – очень выразительных, очень преданных.

– Так-то! Так-то, дружочек мой ненаглядный! – проговорил наконец Дуров. – Жаль, прочесть не можешь, что про меня в газетах пишут. Пишут, стар становлюсь. Верно, что стар… Жить-то без меня как будешь?

Паша с той же пристальностью вглядывался в Дурова – так, будто понимал его слова. Затем не то вздохнув, не то всхлипнув, ещё выше задрал голову и жёстким усом щекотнул морщинистую щёку своего учителя.

– Жить-то как будешь без меня? – вторично, с волнением в голосе спросил Дуров.

На этот раз Паша заскулил, дрожь пробежала по чёрному телу.

– Ладно уж, ладно! – растрогался Дуров. – Я ведь только так, предположительно. Мне самому ещё пожить охота. Не все дела ещё закончил, не все эксперименты поставил. Так что раньше времени не к чему нам в минор впадать!

Выпустив льва из своих объятий, отошёл в сторону. Достал из кармана пузырёк с сердечными каплями. Пригубил.

– Уж не взыщи со старика, что зря тебя растревожил. Мы с тобой, дружочек, ещё поживём, поработаем!.. А теперь давай репетировать. Вот тебе колпачок – лови. А теперь кидай. Снова теперь лови!..»

Если из этого отрывка изъять слова о том, что Пашка – это морской лев, то вполне можно подумать: да это прославленный мастер со своим партнёром или ассистентом по-дружески беседует!

И ещё мне вспоминаются слова Сергея Есенина: «Каждый стих мой душу зверя лечит». И ещё почему-то – монолог-диалог чеховского героя с… лошадью: «Жалко ведь, правда?..» А помните, как клоун в «Каштанке» с каждым животным своим разговаривал? А другой клоун в драматической сценке Анатолия Леонидовича Дурова?.. И животные их понимали не хуже, а может, и лучше людей.

Жанры цирковые, жанры литературные. Нет просто циркового искусства, нет просто литературы как вида художественного творчества. Не существуют они вне жанра, помимо жанров. Другое дело, что жанры взаимосвязаны, находятся в сложных отношениях друг с другом и все между собой.

И в литературе, и в цирке есть жанры более популярные и менее популярные, более доступные массовому восприятию, и более трудные. Не сомневаюсь, что короткий забавный рассказ в литературе и комичная клоунская сценка в цирке встретят больше поклонников, чем тонкое эссе, психологически красочный творческий портрет или исполненный мудрой печали цирковой этюд Леонида Енгибарова. Печали вместе с доброй шуткой и даже озорством. Клоун с розой в руке, лирический боксёр (Енгибаров действительно занимался боксом и даже имел определённые достижения в своей весовой категории – наилегчайшем весе), автор лирических этюдов, в которых белое стихотворение переходит в верлибр, верлибр превращается в прозаический этюд, этюд обретает черты очерка, очерк начинает граничить с рассказом, а удельный вес содержания порою столь велик, что на двух страничках текста просматриваются контуры повести.

И в творчестве он многопланов и разнообразен, и в биографии своей. Не стану соперничать с автором монографии «Леонид Енгибаров» искусствоведом Рудольфом Славским. Книга эта вышла в свет в 1989 году в издательстве «Искусство». Желающий сможет её достать и прочитать. В приложении к книге помещены лирические этюды, далеко не все. Литературный архив клоуна-мима хранится в Москве, в Центральном государственном архиве литературы и искусства. Две прозаические (и в то же время глубоко поэтичные книги) Енгибаров, поименованного Енгибаряном, увидели свет в Ереване. Названия их удивительны для лирической прозы – «Первыйраунд» и «Последнийраунд». Отдельные миниатюры, статьи и очерки Енгибарова печатались в журналах «Волга», «Урал», «Дон», «Сибирские огни», «Москва», «Огонёк» и, конечно же, в журнале «Советская эстрада и цирк». А самая первая его публикация была зарубежной, во время гастролей, в чешском журнале «Млада свет».

Не жалею, что не поленился и достал все те номера журналов, которые перечислены в статье «ЕНГИБАРОВ» цирковой энциклопедии. Меня постигло, увы, разочарование, и мой тезис о том, что как литератор Енгибаров прочно и уверенно стоял в литературных рядах, сам собою улетучился. Это оказались весьма случайные, торопливо набросанные тексты. Среди них даже цирковой рассказ о жонглёре «Тарелки» (молодой жонглёр членам семьи своей невесты устраивает спектакль, в ходе которого коллекционный сервиз оказывается в осколках на полу) представлял из себя в лучшем случае черновик. И тогда у меня родился более строгий и реалистический тезис: сам Енгибаров был собою недоволен как литературным автором, а тут ещё не ладились и чисто режиссёрские дела, о чём мне как-то обмолвилась Н. Ю. Дурова. О делах личных я почти никогда не пишу, но, судя по всему, они тоже душу артиста не согревали. И, наконец, многолетнее переутомление. В итоге мы потеряли талантливейшего человека.

И всё-таки, к нашему сожалению, в литературный процесс русский и всесоюзный Енгибаров