Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

* * *

Владимир не переставал за мной ухаживать. Весна согревала землю, покрывала ее зеленым ковром, щебетали птицы, и у меня что-то пробуждалось внутри, растапливалось, оживали замерзшие струнки моего сердца, появилось желание любить. Мне было 17 лет.

Однажды вечером Владимир вызвал меня на свидание. В пустынной тишине недалеко от дома он встал передо мной на колени и сказал: «Не отталкивай меня, я весь твой навсегда». На меня это подействовало, как в рыцарском романе, и я согласилась с ним дружить. Тогда дружили, встречались, а о замужестве сразу не думали. Считали, что, по крайней мере, должно пройти не меньше года встреч. Мне до сих пор странно смотреть, как сейчас молодые люди, едва познакомившись, начинают совместную жизнь на правах мужа и жены, или, не разведясь в первом браке, живут в так называемом «гражданском» браке, не оформляя свои отношения ни юридически, ни церковно. Жаль, что святость супружеских отношений у нас не почитается.

Я понимала, что свидания могут отвлекать от подготовки к экзаменам, и у меня хватило ума не поддаваться своим чувствам, поэтому я уехала в Кишинев готовиться к поступлению в институт. В Кишиневе жили родственники тети Нилы. Я набрала с собой книг и поехала туда с дядей Леней и тетей Нилой. У дяди Лени летом был отпуск, и он каждое лето ездил в Кишинев и отдыхал у родственников тети Нилы в Ниспоренском районе, в селе Кристешты.

Кишинев – красивый зеленый город, летом весь утопает в зелени, климат теплый, мягкий, весна наступает рано, в марте температура сразу поднимается до 18–20 градусов, летом – до 28–30, а зимой – от –3 до –10 градусов; сильные морозы бывают редко.

Мне дядя Леня снял комнату неподалеку от медицинского института, на улице Ленина, от которой перпендикулярно спуску вниз находилась улица под смешным названием – Скулянская Рогатка. Комнату я снимала у пожилых супругов-молдаван – Михаила Георгиевича и Степаниды Григорьевны. Очень симпатичные люди. Степанида Григорьевна была деловая, активная женщина: занималась разведением кур и винограда (у нее был огород на окраине города). Михаил Георгиевич работал кузнецом на заводе и один раз в месяц напивался пьяным, когда получал заработную плату. Домой он приходил не сразу после работы, а через несколько часов, подгуляв с товарищами в заводском буфете. Придя домой, он сразу же набрасывался на жену и начинал ее бить, вспоминал все накопившиеся на нее обиды. Он очень ревновал ее, до смешного. А так, в остальные дни, он был очень смирный, тихо сидел на крыльце и покуривал. Очень он был похож на цыгана: темнокожий, с черными глазами, в черной широкополой шляпе. В эти будничные дни Степанида Григорьевна верховодила, бранила его, говорила, что он ленивый, не помогает ей по хозяйству, и вспоминала побои, которые он наносил ей в пьяном виде. У нее каждый раз от тех побоев были рассечены лоб или щека, и потом долго эти раны заживали.

Сын их, Петр, служил в рядах Советской армии, где-то на Урале. Они ждали его, и мне говорили, что сосватают меня за него, когда он приедет. Я им очень нравилась, как будущий врач, наверное. Но Петр приехал домой с русской женой, которая уже ждала от него ребенка. Михаил Георгиевич плакал после выпивки и всегда говорил одну и ту же фразу: «Ема, пропустил я тебя, как сквозь ушко иголки».

Прожила я у них год, а потом, после зимней сессии, когда я сдала экзамены и получила студенческий билет, мне пообещали общежитие, и к весне я получила место в комнате и переехала туда. При поступлении в институт я сдавала экзамены по физике, химии, русскому языку и литературе. Нужно было набрать 20 баллов. По физике и химии я получила четверки, а по остальным – пятерки. Сочинение я писала на вольную тему о Маяковском. Я любила Маяковского и много стихов его знала наизусть – цитировала и даже точно расставляла знаки препинания: тире, многоточие – стихи расставляла лесенкой, как было у него. Я, конечно, получила пятерку, и у меня вышло 18 баллов. Баллы проходные, но учитывая, что принимали в первую очередь молдаван из сел и деревень с 14–16 баллами, то нам, остальным, нужно было набирать 20 баллов.

Я была зачислена кандидатом в студенты на полгода, до следующей сессии. На первом занятии по анатомии нам внесли в анатомическую комнату труп мужчины. От него исходил резкий запах формалина, разъедавший глаза до слезотечения. Труп положили на длинный анатомический стол для работы над препарированием. От одного вида трупа и слезотечения от формалина многие попадали в обморок. Я приказывала себе: «Держись, это все необходимо выдержать для учебы, для знания анатомии». Оставшиеся учиться в институте (трое ушли из нашей группы) быстро привыкли, и иногда в этой анатомичке приходилось есть завернутые в бумагу бутерброды – так изменилось наше психическое состояние.

На первом курсе мы изучали латинский язык, который я очень любила. Преподаватели – Виктор Петрович Еремеев и Евгений Васильевич Смирнов – в перерыве разговаривали между собой на латинском языке, и я с завистью прислушивалась к их красивому произношению.

У меня по латыни были всегда пятерки, и я не понимала других, получавших часто двойки. Перед лекциями Виктор Петрович зачитывал длинный список должников (двоечников), и этот список каждый раз доходил до 200 и более человек. Я любила записывать мудрые латинские поговорки, как, например, sapienti sat (умному достаточно), sic transit gloria mundi (так проходит слава мира), mea a mecum porte (все мое при мне), tempora mutantur et nos mutanur in illis (времена меняются, и мы меняемся с ними).

После сдачи экзаменов в зимнюю сессию я была зачислена в студенты медицинского института и получила студенческий билет.

С Владимиром я продолжала встречаться. После экзаменов я приехала домой на каникулы, и мы с ним расписались в ЗАГСе города Енакиево. Это небольшой шахтерский городок, всегда окутанный дымом и пылью с терриконов так, что издали его не видать.

На втором курсе института мне предложили тему научной работы на кафедре нормальной анатомии. Название было такое: «Внутриорганная архитектоника артерий сердца». Суть работы заключалась в том, что нужно было на материале плода человека (аборты, выкидыши), найти анастомозы сосудов сердца, соединяющие левую половину с правой через левую и правую венечные артерии. Для этого вынималось сердце плода, помещалось в чашку Петри и протравливалось определенной консистенцией кислоты (не помню какой). В аорту перед этим вводился шприцем застывающий окрашенный раствор, который быстро распределялся по всем