Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин

Аранжировщиком выступил мой старый друг Сергей Анашкин.

Мы записали на студии «Мосфильм» все фрагменты: и Римского-Корсакова, и «Марш полковника Боуги», и Боккерини, и Сороковую симфонию Моцарта, и Вагнера, и Доницетти.

Тему Доницетти из «Любовного напитка» Сергей Анашкин преобразовал в потрясающий полонез в предпоследнем эпизоде фильма. Что бы я без него делал!

А звукорежиссер Владимир Виноградов! Сколько фильмов мы с ним вместе сделали! Человек он был непростой, неуживчивый, категоричный. Но я это преодолевал, потому что ценил его как высокого профессионала.

Вспоминаю запись вокала на «Коте в сапогах», когда я решил, что Ванька и Кот под балалайку будут петь каждый свое. На озвучивание Ваньки пригласил моего друга Константина Райкина, а на Кота — Алексея Стычкина.

Да, забыл сказать, что в этом фильме каждый говорит на том языке, на котором он изъясняется в своей стране. Ваня — на русском, Кот — на английском, Король — на французском, а Людоед, так получилось, — на немецком.

Райкин русским владел и до встречи со мной, Леша Стычкин был профессиональным синхронистом — переводчиком с английского, Константин Смирнов, брат режиссера Андрея Смирнова, в совершенстве владел французским, а Рогволд Суховерко озвучил Людоеда — герра Капута. Ему я написал текст, который остался в памяти со школьных времен.

Так вот, Косте Райкину нужно было спеть популярную патриотическую песню «Я люблю тебя, Россия», потом Кот подключался к пению, но пел при этом гимн Америки. Сплетались две мелодии, и органично выходили оба на общий финал.

Константин Райкин сказал, что петь не умеет, но Владимир Виноградов увел его в какой-то закуток и за пятнадцать минут научил. Так что это был первый вокальный опыт Кости.

Я попытался в музыке преодолеть «холодную войну», и мои актеры это прекрасно исполнили.

Французскую «Марсельезу» вызвался спеть хором сам Виноградов. Он спел один, а потом «размножил» себя до размеров хора.

Фонограмма фильма была готова. Диалоги героев мы записали в другой раз.

Далее приступили к сооружению декораций. Первым макетом была унылая Россия. Русское поле до горизонта с брошенным поломанным трактором.

Если вы видели фильм, можете вспомнить, что начинается он под балалайку с длинной панорамы, идущей до сидящих и выпивающих мужиков.

Так как студия была наша, мы себя ни в чем не ограничивали. Длина макета составила около четырех метров. Такое на «Союзмультфильме» мы бы себе позволить не могли.

Под руководством Аркадия Мелик-Саркисяна работал замечательный ассистент — Володя Маслов. Его уже нет в живых, но я его вспоминаю часто. Мне его очень не хватает.

Аркашу Володя называл «гений». Аркаша к этому привык и отзывался. Меня он называл «шеф». Я тоже привык. А еще Володя был музыкант. На студии у него была своя комната, куда он перевез из дома синтезатор, немереное количество гитар, а также микрофоны со стойками.

Когда под вечер заканчивались съемки, он иногда заходил в мой кабинет, чтобы поинтересоваться планами на завтра, а потом, потупившись, спрашивал:

— Шеф! Можно я немного побазлаю?

— Базлай, Вова!

И он отправлялся в свою комнату, запирал дверь и «базлал» под гитару в свое удовольствие. Такое дома ему бы никто не позволил. Ни жена, ни соседи.

Однажды Володя пришел ко мне с предложением записать мои любимые советские песни. Их было немало. Мы с ним составили список, и он отправился записывать нулевки. То есть музыкальную основу, на которую мне предстояло сделать вокальное наложение. Потом, когда все было подготовлено, Володя приходил и заявлял: «Шеф! К микрофону!» Таким образом мы с ним записали шестнадцать песен. Потом мы их выложили на Ютубе на канале «Гарри Бардин» под названием «Музыка моей души».

Собирались записать любимые русские романсы, но смерть Володи помешала этой затее.

А уж какой он был кулинар! Да, у нас был повар, но когда наступали чьи-то дни рождения, Володя к плите повара не допускал, а колдовал сам. Замечательный был человек!

Съемки «Кота в сапогах»

Ко мне пришел на студию оператор комбинированных съемок «Мосфильма» Александр Двигубский. По своим профессиональным навыкам он был достаточно близок к анимации. Но при этом смотрел на нас чуть свысока, как взрослый на шалящих детей. Прийти на студию надоумила его дочь, живущая в Дании.

Двигубского в первый год увлекла не сама съемка, а изготовление разных металлических приспособлений. Как только выдавалась свободная минута, он бежал в слесарную комнату, где была еще и электросварка.

К этому времени мы приобрели токарный станок, сверлильный станок и еще наждак. Двигубский очень любил что-нибудь поточить на токарном станке, а уж электросварка была верхом желаний. Когда он начинал варить, взрывались криком аниматоры: «Сашка! Прекрати варить! В павильоне свет мигает!» Саша нехотя прекращал.

При этом единомышленником я его назвать не могу. Прочитав сценарий, Саша мне сказал, что фильм получится русофобский. Я возражал, объясняя, что, хотя герой у меня лично не вызывал симпатии, я, по большому счету, ему сочувствую. Мне его жалко. И таких, как он. Мне кажется, в финале фильма я это достаточно продемонстрировал.

Но Саша был упрям и снимал фильм с отвращением. Когда картина была готова, приехавшая из Дании дочь Двигубского посмотрела ее на монтажном столе. Саша сказал дочери, что он категорически не приемлет этот русофобский фильм, на что она его спросила: «Папа! Ты дурак?»

Об этом разговоре с дочерью он мне рассказал и спросил:

— Скажи, Гарри, мы будем снимать продолжение?

Так что не только родители воспитывают детей, но и дети — родителей…

Атмосфера на студии была веселой и озорной. Розыгрыши приветствовались. Вспоминаю один розыгрыш, за который мне стыдно. Но что было, то было.

Лида Маятникова, аниматор, была очень любознательным человеком, собирала народные приметы. Однажды она пришла на студию в радостном возбуждении.

— Сашка! — обратилась Лида к Двигубскому, который страдал сильной тугоухостью. — Будем тебя лечить!

Она поведала старинный простой рецепт от тугоухости.

Принесла с собой пергаментную бумагу, скрутила ее кулечком. Потом подожгла края кулечка, а узкую часть воткнула Саше в ухо.

По ее утверждению, в ухе возникала тяга, которая и должна была вытянуть из Саши скопившуюся за десятилетия серу. Двигубский покорно лежал на диване, ожидая исцеления.

Уже наступило время обеда. Мы не стали ждать окончания этой экзекуции и пошли в столовую. Начали обедать. Саши и Лиды нет. А у нас в углу столовой работал телевизор. Мы ели и смотрели. Тогда его еще можно было смотреть.

Когда послышались шаги Саши и Лиды, я попросил заглушить звук