Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

Себя Грозный называет «смиренным скипетродержателем Российского царства», занимающим прародительский престол, не по праву силы, а по «Божьему соизволению». Поэтому ему так и ненавистен преступник Курбский, выступивший не просто против него, а посягнувший на святые устои власти, дерзнувший бросить вызов Замыслу Творца.

Первый Царь обращается к историческим аналогиям, ставя князя в один ряд с самыми отвратительными правителями-богохульниками из числа цареградских императоров: Львом III Исавром (716–741), его сыном Константином V Копронимом (741–775) и Львом V Армянином (813–820). Эти, проклятые Православной Церковью императоры, получившие название «иконоборцев», святые иконы уничтожали, храмы закрывали, монастыри оскверняли. И Курбский пошел их же путем, вступил в сговор с теми, кто отступил от Животворящего Креста, кто враг христиан и Христианства.

Иоанн Васильевич демонстрировал цельное космологическое сознание. Для него бытие земное и небесное – две фазы одной жизни человеческой. Но если первая – кратковременная, скоротекущая и смрадная, то вторая – вечная, чистая, благодатная. Царь фактически обвиняет Курбского в манихейской ереси, приверженцы которой рассматривали земное существование лишь как пассивное ожидание смерти и Страшного суда.

Князь не думает о деятельном участии в борьбе с грехом на земле; мало того: он потакает ему. По мнению Царя, Курбский не просто греховен перед Богом, но и непростительно греховен. «Грех ведь не тогда опасен, когда его совершают, а когда, совершив, не осознают его и не раскаиваются; но всего хуже, когда выдают нарушение закона за праведный поступок»[162].

Страх смерти, который заставил князя стать изменником и бежать в Литву, непонятен и отвратителен Царю. Ведь тот, кто пострадает безвинно в сем мире, обретет блаженство в потусторонней жизни, ибо «это не смерть, а воздаяние». Этот незыблемый постулат христианской морали не нуждался ни в каких доказательствах.

«В том ли твое благочестие, – вопрошал Царь, – что ты погубил себя из-за своего себялюбия, а не ради Бога?» «Если ты праведен и благочестив, – продолжает линию богословских рассуждений коронованный правитель, – почему же не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?»[163] Избрав же путь ублажения плоти, князь отверг Десницу Всевышнего, а потому-то он есть вероотступник, а это – самый страшный из грехов.

Царь апеллировал к источнику Евангельской мудрости и привел классические высказывания Апостола Павла из Послания к римлянам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» (Рим. 13. 1–2).

Иоанн разъяснял: это сказано «обо всякой власти», а уж тем более верно по отношению к власти царской, им олицетворяемой. Он напоминал бывшему подданному историю первых лет своего правления, когда князь и некоторые другие, входившие в круг друзей-сподвижников, пытались сделать Божьего избранника орудием своих интересов. В том они выказали себя «одержимыми бесами», так как только Господь волен наставлять Царя, и только Он может спросить (и спросит) с него за все дела, и добрые и злые.

Московский правитель свободно владел библейским материалом, часто приводил различные примеры из истории ветхозаветных воинов, пророков и царей. Ему важна тут не только событийная фактура сама по себе, но главное – морально-поучительный смысл поступков. Завершив свой экскурс в лабиринты истории, подытоживал: «Даже во времена благочестивейших царей можно встретить много случаев жесточайших наказаний. Неужели же ты, по своему безумному разуму, полагаешь, что царь всегда должен действовать одинаково, независимо от времени и обстоятельств? Неужели не следует казнить разбойников и воров?» И далее, подразумевая врагов Царского Самодержавия, Грозный заключал, что «замыслы этих преступников еще опаснее!». Не будь такого противодействия, «все царства распадутся от беспорядков и междоусобных браней»[164].

Царь подтверждал правоту собственных взглядов ссылками на носителей Евангельской мудрости: Апостолов Петра, Павла и Иакова, Иоанна Лествичника, Афанасия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Дионисия Ареопагита. Он уверенно себя чувствовал в мире высокого христианского богословия; его цитатные примеры ярки, выводы актуальны и определенны. Иоанн точен не только в воспроизведении текста, но и глубоко чувствует сакральную духовно-нравственную ауру, окружающую Апостольское слово и речи Святых Отцов.

Органическое религиозное чувство, сопряженное с богословским знанием, позволило Грозному рассматривать царское предназначение как Божье задание. «Всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими, добрым же – милосердие и кротость, злым же – жестокость и муки, если же нет этого, то он не царь. Царь не страшен для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло – бойся, ибо царь не напрасно меч носит – для устрашения злодеев и ободрения добродетельных»[165].

Иоанн Грозный выслушивает письмо от Андрея Курбского

Гравюра Б.А. Чорикова из кн. «Живописный Карамзин», 1836 г.

Функция христианского царя выше, чем у обычного правителя. «Я усердно стараюсь обратить людей к истине и свету, чтобы они познали единого истинного Бога, в Троице славимаго, и данного им Богом государя и отказались от междоусобных браней и преступной жизни, подрывающих царства»[166]. Подлинное благочестие дорого Царю, а потому «у нас мучеников за веру нет».

Грозный особо остановился на трактовке властного государственного приоритета, который в сильном благочестивом государстве должен принадлежать исключительно царю. «Вспомни, – взывал Московский правитель – когда Бог избавил евреев от рабства, разве он поставил над ними священника или многих управителей? Нет, Он поставил над ними единого царя – Моисея[167], священствовать же приказал не ему, а брату его Аарону, но зато запретил заниматься мирскими делами; когда же Аарон занялся мирскими делами, то отверг людей от Бога»[168].

То, что данное событие произошло на две с лишним тысячи лет ранее, не умаляло самого значения. В Богоявленном мире «хронология» никогда не играла определяющей роли. Текущее время никоим образом не могло отодвинуть в историческую даль «Вечное»[169].

В своей теории Царской власти Грозный идет вослед за первым русским теоретиком Самодержавия Иосифом Волоцким (1439–1515), утверждавшим в качестве важнейшей христианской добродетели правила иерархического послушания как непререкаемый нравственный закон.

«Если ты поклоняешься или служишь Царю, или Князю, или начальствующему, – писал Иосиф, – то следует поклоняться и служить потому, что это угодно Богу – оказывать властям покорность и послушание: ведь они пекутся и думают о нас. Ибо написано: «Начальника в народе твоем не поноси» (Исход. 22. 28). И апостол говорит: «Бога бойтесь, царя чтите» (1 Петр. 2. 17)». Но служить и поклоняться начальствующим надо «телом, а не душой, и воздавать им честь как Царю, а