Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

Классно отдохнул, называется, летом. Семья Гоши Яйцука меня бросила. Сам я стал заикой и психом. С учебой полный капец. И зачем тогда вообще стараться? Для кого пытаться быть послушным и хорошим? У меня словно пелена с глаз упала – смысла нет. Все равно больше никто и никогда за мной не придет. Я же псих.

Глава 14. Добрый мальчик

На уроках мне стало окончательно скучно, просто нечего делать. Зато я нашел себе другое развлечение – все чаще и чаще воровал. Как будто тренировался на будущее.

Один раз, в четвертом классе, я своровал у воспитательницы деньги. В тот день, как обычно, после подъема, умывания и уборки мы перед завтраком пошли в учебный корпус. Учительнице, Додоновой Валентине Ивановне, в какой-то момент надоело, что мы либо не делаем домашнее задание, либо делаем его неправильно, плохо. А надо, чтобы мы делали правильно. Валентина Ивановна всегда говорила, что у нас есть мозги, но мы просто ленимся. И вот она нас решила оставлять без завтрака, пока не сделаем все как надо, – с самого утра мы садились в классе и переделывали домашнее задание. А после этого она отпускала нас на завтрак. Мы, кстати, даже и не думали на нее обижаться – реально нормальная была училка, на самом деле святая.

И вот однажды я быстрее всех домашнее задание переделал.

– Все, – говорю, – я пошел в столовую.

Она посмотрела в мою тетрадь и кивнула:

– Хорошо. Иди, Гоша.

Спускаюсь я и вдруг вижу – опаньки! – лежит сумочка. Как потом оказалось, это была сумка Галины Ивановы, нашего ночного воспитателя. Я, кстати, к ней никаких чувств не испытывал – ни хороших, ни плохих. А про сумку подумал, что кто-то из гостей оставил. И я такой: «Ну-ка, ну-ка, интересно!» Заглянул в сумку, нашел кошелек, достал оттуда 3000 рублей, кажется, а остальные деньги оставил на месте – чтобы незаметно было. Засунул эти три тысячи себе в карман и пошел на завтрак. Сижу в столовке как на гвоздях, деньги мне карман жгут: «Аааа, деньги, деньги! Надо срочно кому-то рассказать, какой я богатый!» В переходе между корпусами по дороге обратно встречаю Некита с Тимиком.

– Пацаны, пацаны, – шепчу им, – давайте в туалет зайдем. Я вам кое-что покажу.

– Окай, окай, Гошан! – Они сразу согласились, даже спрашивать ни о чем не стали – видели, какой я перевозбужденный.

Мы поднялись на свой этаж, зашли в туалет, и я такой:

– Пацаны, смотрите! Три тысячи!

– Откуда ты их взял? – Некит нахмурился.

– Не скажу.

– Ну, Гошан, откуда ты их взял? Колись! – Тимик тоже давай давить.

– Свистнул из сумки, – начал им шепотом все рассказывать, – не знаю, чья это была сумка, наверное, какая-то гостья пришла и ушла уже. Да она не спалит, не бойтесь!

– Вот не факт!

– Ладно, давайте, чтоб вы молчали, всем поровну. Тебе тысячу, тебе тысячу и мне тысячу.

Они же мои друзья, а я своих в обиде никогда не оставлял, всегда делился. Пусть тоже будут при деньгах. Заходим мы в класс, типа такие спокойные. У каждого в кармане по тысяче рублей. Мы самые богатые в классе, да что там в классе – во всем баторе. Можем теперь себе этих жвачек, чупа-чупсов, миринды, кока-колы накупить сколько угодно. Даже не надо будет воровать. Садимся, а еще не начался первый урок, и тут слышим какие-то обсуждения между Галиной Ивановной и другим учителем. Галина Ивановна жалуется, что у нее кто-то что-то свистнул. Валентина Ивановна тоже выходит из нашего класса, присоединяется к ним, они там о чем-то разговаривают. А потом Валентина Ивановна заходит к нам вместе с Галиной Ивановной.

– Итак, мальчики, ни у кого случайно в кармане не лежит три тысячи рублей?

Это всегда так начиналось. Я такой сижу: «С-сука, хоть бы не сдали, хоть бы не сдали». Пацаны сидят молчат, но я вижу, что Некит как рак краснеет. А Тимик качается туды-сюды на нервах. Но Тимик-то еще нормально, мы с ним постоянно качались. А вот то, что Некит краснеет, это, конечно, палево. По нему всегда можно было сразу понять, врет он или не врет, прячет что-то или нет.

– Ребята, – тут Валентина Ивановна уже к нам троим обращается, – только вы пошли на завтрак отдельно, а не вместе со всем классом. Может, вы видели, кто взял?

– Нет, – я решил, как обычно, не колоться до последнего, – Валентина Ивановна, мы не видели! Мы как сделали всю домашку, сразу пошли кушать.

– Ребят, ну сейчас просто приедет полиция. – Опять они этот свой любимый трюк с полицией разыграли.

И все! Тут не выдержал Некит. Поднялся с места.

– Валентина Ивановна, – протягивает ей тысячу, – нате, это не мое!

Следом за ним встал Тимик.

– Валентина Ивановна, нате, – тоже отдает ей тысячу, – это не мое, это Гынжу.

Ну Некит-то хотя бы промолчал, меня не сдал. Просто сказал «это не мое». А Тимик взял и сдал меня! Друг, называется. И я такой сижу: «Ах вы, твари!» Но делать-то уже нечего, встаю и говорю:

– Простите меня, пожалуйста, это я случайно украл, – стою за партой, голову свесил на грудь и тоже вытащил из кармана тысячу, протянул ее Валентине Ивановне, – я больше не буду.

Даже не помню, чтобы меня в тот раз наказали. Просто поговорили, и все. У нас Валентина Ивановна, я же говорю, была святой женщиной. Она никаких наказаний не признавала – сама нас пальцем не трогала и старшаков никаких не вызывала. Могла только словами. Профилактические беседы проводила, и все. А я, кстати, в тот раз даже сам не понял, зачем я брал деньги. За территорию нас тогда еще не выпускали. Если наша питалка заметит, что у меня в пакете всяких сладостей на большую сумму, чем мне выдали, все равно будет разборка. В месяц я мог купить себе что-то на 250 рублей – это карманные деньги, которые нам выдавали. И мы их тратили в один день, а потом опять месяц сидели без всего. А купил бы я, скажем, на 500, все равно это никак не прокатило бы. Мы тогда еще вместе с воспитателем в магазин ходили, все было под контролем. Поэтому я до сих пор не могу понять – на фига я тогда эти деньги взял? Разве что экстрима захотелось, острых ощущений. Больше никаких объяснений придумать не могу. Вот реально случайно, просто сработал какой-то инстинкт.

У воспитателей я больше деньги никогда не воровал. Только таскал у них всякие сыры, колбаски – в общем, еду, которую они для себя покупали и складывали в групповой на подоконнике. Но так я всегда делал.

И еще однажды спер деньги у бедной уборщицы. Она вроде на что-то копила. У нее в тумбочке в кладовой эти деньги хранились. Приличная очень сумма, кажется, тысяч тридцать. Я не знаю, почему она их на работе держала, а не дома. Может, боялась, что муж-алкоголик найдет и все пропьет или соседи по коммуналке украдут. Но в детском доме, как выяснилось, оказалось совсем ненадежно. Уборщицу эту мы звали тетей Таней – она была у нас еще и банщицей. В будни убиралась, а по пятницам мыла нас в бане, зарабатывала как могла. Она нормальная такая была, к нам относилась хорошо, никого не обзывала и не обижала. Но для нас она была просто обслуживающим персоналом, никаких чувств мы к ней не испытывали. И вот мы залезли с пацанами в эту кладовую, смотрим, телефон лежит. О, возьмем телефон! Потом еще порылись – увидели деньги. О, деньги! У меня лично такое чувство было, будто я клад нашел. Вот что тут деньги в кладовой просто так лежат? Значит, понятное дело, ничьи. Надо взять. В общем, забрал все – и телефон, и деньги, пошел довольный. А потом оказалось, что телефон не рабочий. Тогда зачем он мне? И про деньги я тоже посидел-подумал. Если я в прошлый раз тысячу рублей не смог сохранить, куда я с такой-то огромной суммой пойду? Накроют, и только хуже будет. Я походил по батору с этими деньгами в кармане несколько часов, почувствовал себя миллионером, а потом пошел