Река времени. По следам моей памяти - Виктор Николаевич Ярошенко

сунулся, это пристанище определённой «касты», как им кажется, закрытое общество, междусобойчик для детей чиновников. Чужие там не ходят. Они считают, что у них белая кость и голубая кровь.

– Что делать? Как жить дальше без серьёзной цели?

– Ты сам решил туда поступать и должен был попробовать. Кстати, ничего страшного не произошло. Наберись терпения. Как говорил Ильич, мы пойдём другим путём. Ищи свой другой путь. И вперёд, цель не теряй, а дорогу осилит идущий… В жизни всегда будут потери, поражения, стрессы, трагедии. Я не говорю, что это очень хорошо, но это неизбежно. И положительная сторона этих событий в том, что человек проводит ревизию своей жизни, своих взглядов, встряхивается, перестраивается и часто к лучшему. Начинает новую жизнь. Вообще, нет худа без добра, но поспешай не торопясь…

Всё в жизни имеет свою цену и это, очевидно, справедливо – значит за всё в жизни надо платить. Надо платить за мечты и ошибки, преступления и приобретения, бездействие и торопливость. Платить не только в буквальном смысле деньгами, но и своими здоровьем, временем, трудом, терпением. Гораздо хуже, когда человек добровольно или в силу обстоятельств расплачивается совестью, честью или даже жизнью… Вот этого не надо. Как говорил Ленин, мы пойдём другим путём…

И я пошёл. В результате, я поступил во ВТУЗ (высшее техническое учебное заведение), в котором недельная работа на ЗИЛе чередовалась с недельной учёбой в институте. Это был уникальный опыт, который всё больше и больше используется за рубежом. Производственное обучение, на мой взгляд, является самой эффективной и надёжной формой получения практических знаний. Сейчас мой бывший институт гордо называется МГИУ (Московский государственный индустриальный университет).

Кстати, наши дети во Франции прошли именно такую школу жизни: во-первых, с 18 лет они учились и работали, зарабатывая себе на жизнь, во-вторых, своим трудом обеспечивая оплату высшего образования. Мы гордимся таким трудовым воспитанием, которое безусловно пошло им на пользу. Во Франции эта система называется «альтернанс» и не все молодые люди выдерживают такого напряжения.

Итак, я пошёл совсем другим путём: получил высшее техническое образование, затем – высшее экономическое; закончил аспирантуру; защитил диссертацию; успешно проучился в Академии внешней торговли на курсах английского языка и подготовки сотрудников ЮНИДО (ООН по промышленному развитию).

Отец оказался прав – через долгих 15 лет упорной учёбы и работы я был приглашён работать заместителем начальника отдела международной кооперации в ГКНТ (Государственный комитет по науке и технике). Комитет имел статус выше, чем любое министерство, в нём трудилось много классных специалистов. И работа там была очень интересной, высокооплачиваемой и престижной, что, не скрою, щекотало моё честолюбие. Мне было 32 года, я стал самым молодым руководителем в ГКНТ и находился на высоком уровне в своеобразном табеле о рангах. Достаточно сказать, что я имел спец обслуживание (специальные льготы, которые мы с Ельциным в своё время пытались безуспешно отменить).

Советские льготы – это специальные поликлиники, санатории, продовольственные пайки, персональные автомобили и т. д. – меня очень смущали, пора их отменить. Я посоветовался с родителями, не стоит ли добровольно отказаться от льгот, на что отец резонно заметил, что это будет бесполезной демонстрацией перед моими коллегами. Дескать, вот я какой – гораздо лучше, чем вы.

– Не ты их придумал, не тебе отменять. Запомни, сын мой, – многозначительно сказал отец, – всему своё время.

Советские льготы, которые мы наивно хотели ликвидировать, не идут ни в какое сравнением с тем разгулом вседозволенности, роскоши и бесконтрольности в высших эшелонах власти, с которым мы сталкиваемся сегодня. Все: президент и премьер-министр; министры, депутаты и сенаторы; губернаторы и мэры городов; руководители судов различного уровня и силовики – почти все они, живущие на налоги с полунищего населения, нагло придумывают себе бесплатные льготы. Это элементарное злоупотребление своим служебным положением, что является разновидностью хорошо организованной коррупции на государственном уровне. Можно даже не знакомиться с докладами и расследованиями Немцова, Навального и других правдоискателей о бесконечных дворцах и резиденциях, яхтах и самолётах, санаториях и поликлиниках, автомобилях и водителях, охранниках, различной обслуге и так далее. Всё это легко сегодня можно найти в интернете и стоят эти удовольствия власть имущих сотни миллиардов долларов, которых так не хватает десяткам миллионов людей, отброшенных за черту бедности.

Что наша жизнь? Игра!

Благодаря усилиям школьного преподавателя русского языка и литературы М. Гореловой, мы полюбили русскую литературу и стали заядлыми театралами. Лично я обошёл почти все московские театры и пересмотрел их основные репертуары: начиная от революционной «Таганки» и заканчивая классическим МХАТом.

Во МХАТе свободных мест, как правило, никогда не было, и я вынужден был за 30 копеек покупать самый дешёвый входной билет. Такой билет давал законное право школьникам и студентам садиться на покрытых ковровыми дорожками ступеньках между рядами мягких кресел и с открытым ртом восхищаться русской классикой. Как сейчас говорят, это был и «кайф», и «драйв», и одновременно полное блаженство.

Когда же денег совсем не было, я ждал последнего звонка и, если оставались свободные места, контролёры «за настойчивость» бесплатно пропускали в зрительный зал.

В Малый театр я с удовольствием ходил на Грибоедовское «Горе от ума» с Михаилом Царёвым в роли консерватора и брюзги Фамусова. Как же я был потрясён, увидев того же Михаила Царёва в противоположной роли – роли «якобинца» Чацкого в старой экранизации того же спектакля. Я знал, что существует «метод Станиславского», понимал, что он гений перевоплощения, но я чувствовал, что здесь, что-то большее, что-то другое: Михаил Царёв просто изображал тогдашнего самого себя, с годами помудревшего человека… В молодости, когда он играл Чацкого, то искренне ощущал необходимость «революций» и хотел, как большинство из нас, быстрых социальных перемен и справедливости, именно поэтому он и был в этой роли так блестяще убедителен. А когда через много лет он также глубоко, искренне играл на той же сцене, но уже консерватора Фамусова, он также изображал самого себя, он во многом чувствовал и думал, как его герой. Интуитивно он понимал, что нужно хранить, «консервировать» всё лучшее из завоеваний и достижений предыдущих поколений.

Думаю, что эти естественные метаморфозы происходят с большинством из нас – странно видеть людей и особенно политиков, которые надолго задержались в своём «революционном детстве» – они уже не современны, инфантильны и бесполезны. Мне показалось, что я своевременно понял что-то, что окажется важным и полезным мне в будущем. Подспудно моим слоганом стали слова отца: «Всему своё время».

Тот, кто в молодости не был «якобинцем», а с годами не стал консерватором, просто не