"Москва" над Берлином - Борис Николаевич Масленников

эскадрильи, капитан Болдин! — отрапортовал выступивший из общей группы людей Болдин.　

— Ничего не скажешь, очень внимательно и умно работаете и вы, и те, кем вы руководите — все в полной сохранности оказалось, нетрудно мне было причину аварии выяснить. Молодцы! — похвалил Туполев и продолжал: — Просьба у меня к вам, товарищ инженер эскадрильи. Нужно осторожно вырубить несколько фитинговых узлов и завтра же доставить их на известный вам наш завод. Надо будет провести анализ их состояния на рентгеновской установке в заводской лаборатории, займитесь этим, пожалуйста.　

Выслушав заверения Болдина в точном исполнении его приказания — именно так понимал просьбу Генерального конструктора Болдин, — Туполев отошел немного в сторону от спарки, оглядел ее еще раз, задумчиво покачал головой и, обращаясь к окружающим, задал вопрос:　

— А где те счастливцы, что в спарке были, когда она разваливалась?　

Саня и Семенов чуть ли не бегом поспешили к нему: как же — генерал, да еще и Туполев, которого они не раз видели на заводе, которого, как и все другие, глубоко уважали. На их намерение представиться он, точно так же, как и Дорохову, крепко по-дружески, пристально разглядывая каждого, пожал руки, проговорил свое «спукойно, спукойно» и, еще раз окинув взглядом уныло сложившуюся по центроплану машину с неестественно устремившимися вверх двигателями, сказал:　

— Считайте, повезло вам, братцы, что это произошло не при взлете и не при посадке. — Затем, обращаясь ко всем присутствующим, заключил: — Понятно, почему авария произошла. Не выдержали фитинговые соединения — очевидно, ослабли от тряски при частых взлетах и посадках. На соединительные нижние лонжероны надо будет наложить дополнительные жесткости — и все будет в порядке. Через пару дней будете летать и на этой, и на других машинах. Страшного тут ничего нет. Если не считать, — он обернулся к Сане и Семенову, — страха, которого вы натерпелись, когда вдруг нос самолета вверх начал смещаться.　

Помолчав, он вновь обратился к окружающим его людям и с тайной заинтересованностью спросил:　

— А как вообще-то, самолет вам нравится?　

В разнобое голосов не было ни одного с отрицательным ответом. Такая машина, да могла бы кому-то не понравиться! Конечно, нравится!　

Из уст в уста передавался рассказ очевидцев о том, что еще в 1942 году, когда первые Ту-2 проходили войсковые испытания на Калининском фронте, они произвели ошеломляющее впечатление на противника мощью своего бомбового удара, о чем поведали случайно уцелевшие от одного из таких ударов пленные немцы.　

Они, немцы, находясь тогда в обороне, заметили направляющийся в их сторону на высоте около двух километров советский двухкилевой самолет. «Пе-2, - подумали они, — на всякий случай достаточно укрыться в окопах, «сотки» этого самолета большого вреда им не причинят». Каково же было их удивление и растерянность, когда от этого Пе-2 отделились три «тысячные» фугаски, разметавшие во все стороны и окопы, и — было прямое попадание в блиндаж — блиндаж, и все, что было вокруг окопов и блиндажа… Это, конечно, был Ту-2.　

Да и от друзей наших, которые на этом же аэродроме недавно переучивались и уже несколько месяцев воевали на Ту-2, шли к нам лишь лестные отзывы о выдающихся летно-тактических и эксплуатационных качествах этого самолета. Достаточно сказать, что он на одном двигателе мог не только выполнять горизонтальный полет, но и набирать высоту. Это ли не лучшая характеристика самолета!

— Ну, добро, спасибо, — удовлетворенно, потеплевшим голосом проговорил Туполев. — Приятно такое слышать. Если вдруг еще какие недостатки выявятся, что там у вас не так вылезет — на бумагу, в пакет и прямо мне. — Он уже было собрался возвращаться к своему ЗИСу, но остановился, услышав чей-то громкий, прерывающийся от волнения голос:　

— Товарищ генерал, а вот недоработочка на вашем самолете есть, маленькая недоделочка, а делу мешает!　

Голос принадлежал технику звена Орлову, Туполев повернулся к нему.　

— Ведь что получается, — запальчиво продолжал пробиравшийся сквозь сгрудившихся людей Орлов. — Гайки крепления выхлопных патрубков, особенно от цилиндров передней «звезды» двигателей, прямо-таки как назло упрятаны так, что надо быть фокусником каким-то, чтобы отвернуть и завернуть их, когда патрубок меняешь: ключ на гайку почти невозможно наложить, а наложишь, чуть ключ перекосишь — он с гайки срывается. Да и повернуть ключ почти некуда — на два-три градуса, не больше… Вот с раннего утра мучаемся с механиком, чтобы один патрубок заменить.　

Туполев с большим вниманием слушал сбивчивые слова Орлова, проникнутые и обидой — такой самолет, такие двигатели, а несчастные гайки доставляют столько неприятностей, и с надеждой — Туполев, он ведь все может… Подумал: волнуется человек, значит, болеет за свое дело, за свой самолет, стремится, чтобы лучше, удобнее было готовить его к полетам. Видно: работяга, из тех, на которых вся авиация держится. Хотя это и не мое дело, двигатель-то швецовский… Но самолет-то мой, туполевский… Надо помочь.　

Склонив совсем по-птичьи голову сначала в одну, затем в другую сторону, оглядел один за другим двигатели спарки. Подошел поближе к одному из них, потрогал, нагнувшись — патрубки почти касались покрышек, на которых размещался переломленный самолет — один, потом другой патрубок. Попросил открыть капот двигателя, внимательно осмотрел место крепления патрубков. Отошел от самолета. Поглядел на Орлова:　

— А каким ключом вы гайки отворачиваете?　

— Да вот, — встрепенулся тот, доставая из-за спины неказистый, военного времени изготовления торцовый ключ размером на 13 и протягивая его Туполеву: — Вот этим.　

Туполев покрутил ключ в руках. Иронически усмехнулся:　

— Да-а… Таким ключом только на тракторе гайки заворачивать. А самим вам, — он обернулся к слушающим их диалог людям, — не стыдно таким инструментом работать? Вы ж — умельцы. Неужели не смогли что-то толковое сообразить?　

Он помолчал, испытующе переводя взгляд с одного техника на другого — по внешнему виду, одежде, загорелым обветренным лицам, натруженным рукам их легко можно было выделить среди летного состава и различного уровня начальства. Потом продолжил:　

— Впрочем, и мы, и специалисты Швецова в этом деле не доработали. Посоветуемся с ними — что-нибудь совместно придумаем. Решим этот вопрос. А что, — после некоторой паузы задал он вопрос, — может быть, еще у кого есть замечания по винтомоторной установке? По самолету, я вижу, замечаний нет.　

Замечание сделал стоящий невдалеке от Туполева на правах «хозяина» спарки Болдин:　

— Есть, товарищ генерал. Вот посмотрите, — он указал на то место у края мотогондолы, где при открытых створках капота отчетливо просматривались следы потертости, — двигатель-то крепится к моторной раме на амортизационных резиновых бобышках, почему при его работе на малых оборотах хотя и незначительно, но трясет, а створки его капота задевают мотогондолу. Может ведь, в конце концов,