История ростовского летчика. Домой сквозь годы - Константин Владимирович Ярошенко

его откровения. После долгих переговоров мы все-таки решили встретиться в Киеве, куда я часто приезжал по рабочим вопросам в ОКБ им. О.К. Антонова и на 410-й авиаремонтный завод, где на тот момент у меня были дела.

В марте 2010 года Пэдди Маккей и некий Набиль Хадж прилетели в Киев. Я и подумать не мог тогда, что оба они – тайные агенты DEA, американской спецслужбы (Drug Enforcement Administration – Агентство по борьбе с наркотиками).

Набиль Хадж выдавал себя за ливанского бизнесмена, на самом же деле его звали Спирос Антониадос, и был он гражданином США.

Как потом выяснилось, они вместе с другими 4–5 агентами DEA, прилетевшими в Киев, втайне от меня записали несколько встреч, которые состоялись в номере киевского отеля InterContinental, снятого на имя Пэдди Маккея. Мой интерес в этих переговорах был самым простым – дешево купить тот самый «бесхозный» самолет Ан-12, находившийся в Африке. В мои планы входило перевозить охлажденные морепродукты, и мне нужен был самолет для резерва. Поясню, Ан-12 – это советский четырехмоторный турбовинтовой самолет, который был разработан в АНТК имени О.К. Антонова в 1950-х годах. Размах крыла – 38 метров, максимальная грузоподъемность – 20 тонн, нормальная – 12 тонн. Дальность полета с нормальной нагрузкой – 3 200 километров. Также позднее выяснилось, что этот самолет Ан-12 уже использовался в одной из операций DEA. «Он занимал место на аэродроме и, честно говоря, просто мешал», – пояснил господин Маккей уже позже, на заседании суда.

На одной из встреч Набиль Хадж намекнул, что ему необходимо доставить большую партию товара, и предложил рассмотреть возможность перевозки дипломатической почты Либерии. Я без обиняков сказал, что я профессионал своего дела и могу выполнить авиадоставку груза. Из наших бесед я понял, что Набиль Хадж работает на семью президента Либерии Серлиф и что именно там находится тот самый предлагаемый к продаже «бесхозный» самолет. Меня уверяли, что сын главы страны Фомба Серлиф и его окружение в Либерии помогут в решении проблем, если они возникнут, в том числе и с вылетом самолета.

Я повторил, что имею большой опыт авиаперевозок в Африке и любая работа мне по плечу. При этом и Пэдди Маккей, и Набиль Хадж ни разу не завели разговор ни о наркотиках, ни о какой-либо другой контрабанде.

И я не мог даже предположить, что в переговорах со мной участвовали подставные сотрудники DEA. Перед ними была поставлена задача выдать себя за представителей службы безопасности Либерии и организовать операцию, в которой будет фигурировать огромная партия кокаина.

Английским языком я владел на уровне авиационного, который строго регламентирован и является общим языком для пилотов и диспетчеров, хотя даже в небе происходят порой недопонимания и неправильные интерпретации слов собеседника. Английский же разговорный – это совсем другое дело. Против меня, плохо знающего язык, было легко сфабриковать дело и к тому же неплохо на этом заработать. Мой адвокат потом выяснил, что агенты, которые вели мою разработку, получили за это крупные премии. Агент Пэдди Маккей получил 450 000 $, а агент Набиль Хадж заработал 1 450 000 $.

Во время первой встречи с Маккеем в его номере он задал мне вопрос: «Константин, а ты знаешь Виктора?» Я говорю: «Какого?» «Ну, Виктора… Виктора Бута». Говорю: «Да, знаю». Но опять-таки, как я его знал? Знать лично или знать из средств массовой информации – совершенно разные вещи. Но я просто ответил, что «знаю», а знал я его только по СМИ. Против Бута в 2008 году начали фабриковать дело, арестовали в Таиланде – вот все, что я мог узнать из журналистских сообщений. Но оказалось, что моего короткого «знаю» хватило для того, чтобы в голове моих врагов сложилась нужная им картинка. С этого момента, как теперь понимаю, я и попал в серьезную оперативную разработку.

Имя Виктора Бута в 2010 году уже было известно широкой публике из-за скандала, разразившегося весной 2008 года. Бут был успешным бизнесменом, и его сеть авиатранспортных компаний активно работала в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке. Его арестовали в Бангкоке по запросу США. И это я узнал из СМИ. Узнал, как и многие миллионы других людей. А вот чего я тогда не знал, так это того, что американцам очень нужны были хоть какие-то показания против Виктора Бута, чтобы хоть как-то связать его с Соединенными Штатами для последующей экстрадиции в США, которая к тому времени сильно «буксовала». Не знал я и того, что американцы хотели сделать из Виктора Бута «торговца смертью» и «зловещего русского контрабандиста», что американская Фемида намеревалась устроить показательный процесс и что на это уже были потрачены десятки миллионов долларов налогоплательщиков США, и это только для достижения одной цели – дискредитации первых лиц РФ, да и России в целом! Мы были маленькими звеньями в большой цепи, случайно оказались замешаны в грязные планы властей США.

Что же касается личного знакомства, то мы с Виктором Бутом только один раз коротко пересеклись в тюрьме МСС уже позже, в 2010 году. Нас переводили, и мы перекинулись парой поддерживающих друг друга фраз и ободряюще подняли вверх кулаки. Вот и все.

С Бутом произошла история, похожая на мою, состряпанная как под копирку. Только у меня – наркотики, а у него – оружие. Ведь фабриковала дела одна и та же команда DEA. Бут тоже сидел ни за что. Его выманили в Таиланд, а меня в Либерию. Только он хотя бы имел юридические процедуры по аресту и экстрадиции, а у меня они полностью отсутствовали. Но и его, не дожидаясь решения последней инстанции, так же незаконно вывезли в Америку и лживо осудили на 25 лет. Американцы почему-то были уверены, что я знаком или как-то связан с «оружейным бароном» и дам против него нужные показания.

Мне практически сразу, с момента моего похищения 28 мая 2010 года, начали предлагать сделку. Я, наверное, должен был дать показания против Виктора Бута в обмен на свободу, но я отказался. Причину потом по телефону пришлось объяснять жене: «Знаешь, незнакомые мне люди сказали: может, ты пойдешь на сделку? Вика, а как я буду с совестью со своей жить дальше, если я человека посажу на пожизненное?» Жена полностью меня поддержала, хотя ей было тяжело думать о том, что мы можем никогда не увидеться больше у нас дома.

В марте 2010-го переговоры завершились сделкой по приобретению самолета.

Мне долгое время и по разным причинам отказывали в посещении Либерии. Приехать в страну и осмотреть самолет я смог лишь в мае 2010 года.